Российские регионы совсем не похожи друг на друга. В костромской деревне живётся совсем не так, как в воронежской, а в Воронеже иначе, нежели в Курске и Екатеринбурге. О том, почему так происходит, рассказал политолог, специалист по межрегиональным различиям Дмитрий Нечаев.
«Ржавый пояс»
Юрий Голубь, «АиФ-Черноземье»: Дмитрий Николаевич, почему в последние 20-25 лет одни регионы совершили прорыв, а другие, напротив, погрузились в бедность?
Дмитрий Нечаев: Можно выделить группу регионов-лидеров. В Центральном федеральном округе это Белгородская, Липецкая и Калужская области. Основной показатель — развитие реального сектора экономики и, в частности, промышленности. Этим регионам удалось сохранить производство, хотя везде хоть какие-то предприятия — да закрылись.
Так, в Калужской области в 2005-2006 годах прекратили работу ликёро-водочный завод, старый завод по производству пианино и т. д. Но есть интересный термин — «созидательное разрушение»: с тех пор в регионе появилось сто (!) новых производств. Из последнего — совсем недавно был заложен камень в фундамент будущей швейной фабрики Bosco di Ciliegi. Теперь Калужская область, а отнюдь не Ивановская, — флагман не только машиностроения и фармацевтики, но и лёгкой промышленности.
И все эти сто предприятий — инновационные. Так что мы говорим о новой индустриализации. По терминологии известного экономиста Клауса Шваба, Калужская область переживает четвёртую промышленную революцию и подходит к пятому-шестому технологическим укладам.
В Белгородской и Липецкой областях большинство новых предприятий — тоже инновационные. Огромную роль сыграли особые экономические зоны, ставшие основой промышленного прорыва. Условия успеха в первую очередь связаны с авторитарно-технократическим стилем губернаторов.
На этом фоне очень сильно проседают другие регионы. Многие допустили полный развал промышленного комплекса. В моей концепции «ржавого пояса» ЦФО восемь областей из 17 — Воронежская, Орловская, Брянская, Смоленская, Тверская, Владимирская, Ивановская, Костромская — прошли деиндустриализацию. Теперь разница в развитии между лидерами и аутсайдерами составляет около 12 лет. И отрыв усиливается.
Воронежскую область можно выделить особо. Из промышленного великана конца 1980-х гг. она превратилась в промышленного карлика. И если посмотреть на то, что происходит, к примеру, с ВАСО, становится ясно, что деиндустриализация продолжается. Регион стал аграрным. К тому же, несмотря на развитие крупных агрохолдингов, для нашего АПК всё ещё характерна изрядная доля архаики.
Упущенные нулевые
— Когда же нынешние лидеры вырвались вперёд?
— В конце 90-х, после дефолта, когда вице-премьер Юрий Маслюков оживлял реальный сектор экономики, Белгородская и Липецкая области начали создавать основу успеха. И когда в 2004-2005 годах в Белгородской области появлялись первые агрохолдинги, в это же самое время в Воронежской области реализовывался авантюрный проект «Воронежинвест».
Нулевые годы, когда в страну текли нефтедоллары, были самым благоприятным временем для развития, но вместо этого наша региональная власть сконцентрировалась на помощи в рейдерских захватах. Например, концерн «Энергия» специально доводили до банкротства. А что произошло с Тяжэксом, алюминиевым заводом, заводом им. Ленина?!
— Кажется, что успехи регионов вызваны и особыми отношениями с федеральным центром. Возьмём, к примеру, Татарстан…
— Я бы не стал называть этот фактор доминирующим. В Татарстане есть конструктивное крыло, которое много делает для развития республики. Появляется какая-нибудь государственная программа — татары уже в Москве с конкретными предложениями. Другое дело — уникальная атмосфера инвестиционной привлекательности с минимумом коррупционных проявлений. Сравните: Белгородская и Липецкая области в 2017 году привлекли более 139 млрд руб. инвестиций, Курская область — 100 млрд, а Костромская — 20.
Перед скачком
— И всё же — какую роль играет лоббистский ресурс региональной элиты?
— Конечно, региональный лоббизм помогает урвать больше, есть и акцент на помощь федерального центра отстающим регионам. Но в целом система выстроена так, что регион подаёт заявку на участие в программе, заявка проходит конкурс.
Например, в 2017 году в Фонд развития промышленности, с помощью которого можно получить крупные суммы под очень маленький процент, от Воронежской области была подана только одна заявка — фабрики технических тканей. А от Липецкой области было около четырёх заявок. Хорошее управление предполагает высокую квалификацию чиновников, которые могут работать с федеральным центром. Не надо губернатору всё время ездить в Москву. Объявляется конкурс — регион моментально должен принять участие.
В последнее время мне очень нравится активность Тамбовской области. Так же, как и Курская, она осуществляет стратегию догоняющего развития, и эта стратегия срабатывает.
— Сможет ли Воронежская область когда-нибудь сравняться по уровню жизни с нефте- и газодобывающими регионами?
— Я много езжу и вижу, что даже в проблемных регионах происходят позитивные изменения. Ремонтируются дороги. Везде, а не только в Губкине и Старом Осколе, ведётся благоустройство. Федеральный центр даёт средства на развитие малых городов и сельских территорий. В отстающих регионах медленно, болезненно, но тоже появляются новые производства.
Россия постепенно «ремонтируется». Идут мощнейшие вложения в транспортную инфраструктуру — а это локомотив экономического развития. Мы на пороге большого скачка. Он будет неожиданным для многих, так же, как для стран Запада оказалось неожиданным качественное изменение Вооружённых сил России. Я даже полагаю, что в публичной информационной сфере сознательно даются заниженные оценки экономического роста — иначе конкуренты будут активнее противодействовать.
Я вижу качественное изменение власти. Сейчас среди губернаторов стало немного придурков. И если раньше Савченко, Королёв, Артамонов выглядели исключением, то сегодня ситуация изменилась.