Житель Липецка Василий Лелецкий о том, как готовили ядерное оружие

   

   

Житель Липецка Василий Лелецкий рассказал «АиФ-Липецк» о своём участии в подготовке ядерного оружия.

Обет молчания

Василию Дмитриевичу 80 лет. Но он в мельчайших деталях вспоминает свою историю участия в советском атомном проекте.

- Это был 1959 год. Я служил на Дальнем Востоке в спецвойсках дальней авиации, которые впоследствии переименовали в ракетные войска стратегического назначения. И вот нас, молодых авиаторов, отправили переучиваться на ядерщиков на Семипалатинский полигон. Отбирали нас особо. Характеристика у всех должна быть идеальная. Нас проверяли в течение шести месяцев. Помню, отец мне даже письмо написал: «Ты что, сукин сын, там натворил? Тут о тебе и в школе спрашивают, и у соседей». Но я-то не мог рассказать ему, для чего это нужно. А выясняли всё до мельчайших подробностей - как рос, как учился… Наконец, в феврале уже 1960 года я и ещё трое авиаторов прибыли в Семипалатинск. Что меня поразило сильнее всего, так это меры безопасности. Прежде, чем пустить в город, нас долго проверяли. Фамилия одного из моих сослуживцев была Бордин, а его по ошибке записали Бородиным. Так его трое суток продержали под арестом, пока всё не выяснили.

Конечно, с нас сразу взяли подписку о неразглашении. Никто из родственников не знал о цели нашей командировки. Названия городов были строго засекречены. Помню, даже произошёл такой казус. Моя жена в то время гостила у родственников в Москве и получила от меня письмо с обратным адресом «Москва-300», да так на меня обиделась: как же так, мол, я был в столице, а к ней даже не заглянул?

Сам городок мне очень понравился. Красивый, ухоженный. Эдакий оазис в пустыне. А ещё там было много собак. Выйдешь вечером - лай стоит страшный. Их держали для экспериментов. Один пёс был такой умный: перед взрывом закапывался в землю и в результате два раза оставался жив. Его не стали больше мучить - отпустили.

   

   

Разбрасывало, как пушинки

На Семипалатинском полигоне нас три месяца учили, как эксплуатировать ядерные головные части, как снаряжать шаровой заряд и приводить «изделия» в высшую степень боевой готовности. Сами взрывы мы не производили, но видели их последствия. Впечатления у меня остались гнетущие. Земля вокруг воронки остеклована на многие сотни метров. Это и не удивительно. Ведь температура в эпицентре атомного взрыва достигает 70-80 млн градусов по Цельсию. Ещё меня поразили железобетонные кубы - их расставляли для того, чтобы по силе ударной волны определять её давление - их разбросало, как пушинки. А стальные трубы согнуло, как спички. Жуткое зрелище.

Ещё на месте готовящегося взрыва раскладывали разную одежду и продукты - консервы, сахар, чай, кофе, - чтобы потом в лаборатории проверить, какую дозу радиации они схватят. Помню, был случай: один офицер съел банку этой тушёнки и никому ничего не сказал. Его проверяют, а он «звенит». Никак не поймут - что такое? А потом он признался, тут уж ему стали желудок промывать, клизмы ставить. Вот и поел тушёнки.

Второй раз я попал в Семипалатинск в 1963 году. Нас учили подрывать ядерные боеприпасы в случае нападения врага. Делали мы это всегда огневым способом. Протягивали огнепроводный шнур, закладывали 5 тонн чешуйчатого тротила, а сверху клали шашки с запалом. Потом одновременно поджигали два шнура, при этом один из них брали с собой - это был контрольный, по нему мы смотрели, как быстро движется огонь. Затем запрыгивали в машину и уезжали как можно дальше. Потому как если бы рвануло с нами рядом, от нас бы точно ничего не осталось. Если взрыв не происходил, мешки с тротилом расстреливали из пулёметов с большого расстояния. Но никто близко к ним не подходил.

Трагедия на полигоне

Нам, работникам ядерного обеспечения, не рекомендовали публично выступать, коллективно фотографироваться. Помню обнесённый проволокой городок в Приморье, где я служил. Мимо него до Владивостока раз в сутки ночью ходил местный поезд. Мы ставили автомобиль с прожектором, чей мощный луч направляли вдоль вагонов, чтобы никто из пассажиров не мог сделать фотографий из окна. Моя жена до сих пор не знает, чем я занимался. Нельзя было, чтобы кто-то узнал, где стоят наши «стратегии». Конспирация строжайшая. У нас даже формы своей не было. Сначала мы носили авиационную, а потом нас одели как артиллеристов. И я боялся, что проколюсь, встретившись с настоящими артиллеристами. Ведь для меня что пушка, что гаубица - один чёрт.

На Дальнем Востоке мы осуществляли экспериментальный запуск ракет. Но то были болванки. Только раз в жизни нам пришлось приводить головные части в максимальную боеготовность и снаряжать их настоящим шаровым зарядом - во время чехословацких событий 1968 года. И хоть мы были хорошо натренированы, а руки у одного нашего товарища всё равно задрожали. Пришлось его заменить. Мы, как и положено, приготовили ракеты к пуску. Но, слава богу, этой команды так и не последовало.

Ядерное оружие - страшная штука. Трое моих товарищей погибли во время испытаний ракеты Р-16 на Байконуре в 1960 году. Произошёл несанкционированный запуск двигателя второй ступени. Огненная струя разрушила баки окислителя и горючего первой ступени. При взрыве погибли почти все, кто находился вблизи стартового стола. Лишь спустя годы стали известны подробности этой трагедии. Кстати, из-за неё первый полёт человека в космос перенесли на следующий год - он должен был состояться в ноябре 60-го, а в итоге произошёл в апреле 61-го.

Смотрите также:

• Утром или вечером, натощак или после еды? Как начать заниматься бегом →
• Сон по науке, или Польза от "маленькой смерти" →
• Велосипед как средство победы над собой →