Солдат убивали несколько раз
– Игорь Павлович, расскажите о «Вахте памяти», прошедшей недавно под Понырями – на северном фасе Курской дуги.
– Там мы работаем давно, с 1989 года. Все посёлки и деревни давно «прокопали»: что народ мог показать, что известно было. Но основная-то битва на полях была, а они уже сколько лет пашутся. Найти кого-то в поле – это «высший пилотаж» поискового движения. Потому что ничего не видно, и спросить некого. В прошлом году наши коллеги из Москвы купили у американцев фото немецкой аэросъёмки поля боя 5 августа 1943 года. Фото смогли привязать к конкретному месту. Нашли траншею. 200 метров прокопали – достали останки 62 человек.
В этом году поисковики обнаружили 16 солдат. Личности двоих удалось установить. Казахский учитель Кусы Джумагалиев опознан по ордену «Знак Почёта», информацию о нём нашли в его родной школе. Второй боец - житель Черниговской области Алексей Чайка, 1924 года рождения. Розыск его родных продолжается.
– Чем отличались раскопки на поле боя от обычных перезахоронений?
– При таких раскопках видишь именно сражение: народ погиб прямо там, с гранатами, винтовками в руках - бой. Некоторых танки раздавили. Очень много осколков, отстрелянных гильз. Каски некоторых солдат по три-четыре раза пробиты. Человека убивали несколько раз. Но немецкие танки русские солдаты всё-таки остановили, как показывает практика - ценой собственной жизни.
Заставили немцев «усомниться»
– Как устанавливается личность солдат? Много ли вообще сейчас таких случаев?
– Главный опознавательный знак, который помогает установить нам личность солдата, - это его медальон: пенальчик, а в нём бумажка свёрнутая. Раньше на сто человек находили десять медальонов, из них один читался. Сейчас ещё хуже. Но по медальону можно установить личность солдат, призванных на фронт до 42-го года. Дело в том, что в 42-м году медальоны заменили красноармейской книжкой. А это просто бумага, которая тлеет ещё быстрее. За 22 года нам попалось только штуки три, где можно было что-то прочитать. Хотя бывают и исключения: так, в прошлом году мы нашли прекрасно сохранившуюся красноармейскую книжку и прочитали всё.
– В Курске находили ещё медальоны заключённых концлагерей?
– Да, такие медальоны мы находили в Халино, где располагался немецкий концлагерь. Там не имена пленных указаны, а номера и название лагеря. Сначала коллеги отмахнулись: какие медальоны могут быть у пленных, все знают, что номера выкалывали на теле. Такие находки не попадались в других регионах. Но когда статистика стала пересиливать (мы таких нашли штук 25, 16 – прочитали) они согласились. С помощью немецких архивов мы пытались установить имена владельцев. И вышло так, что лица с такими номерами числятся похороненными в Германии и Польше. Причём на два года позже. То есть это двойники. Немцы всегда говорили и писали, что у них была сквозная нумерация военнопленных, но наши находки заставили их в этом усомниться. Так что немецкая бухгалтерия тоже сбои давала.
«Пропавших» могло быть меньше
– Почему в советское время, 1950-е, 1960-е годы, когда ещё можно было установить личность погибших, найти важные документы, раскопками практически не занимались?
– Хороший вопрос. Он меня самого мучает много лет уже. Этим заниматься надо было не в 1960 году, а в 1945-м. Если бы сразу после войны начали проводить эксгумацию, то много не вернувшихся с фронта солдат перестали бы быть пропавшими без вести. Но этого не сделали по ряду причин. Во-первых, вся архивная информация Министерства обороны была скрыта от родственников, хотя на многих документах стоят пометки 1946-1947 гг. То есть для родственников солдаты были пропавшими без вести. Я находил записи, что, по словам очевидцев, солдат погиб там-то, похоронен там-то. А в документах всё равно писали – пропал без вести. Вот и ждали матери сыновей с войны долгие годы.
Ещё одна проблема – недоступность и «неразобранность» архивов. Это сейчас у нас есть Интернет. А раньше, чтобы получить от архива Министерства обороны ответ на какое-то письмо, нужно было год, полтора ждать. Кстати, 500-й фонд, трофейный, до сих пор не полностью разобран.
– Как обстоят дела с финансированием поисковых операций?
– Наша область в этом смысле «нестандартная». Мы ещё в советские времена «пробили» деньги на эти цели и у нас они каждый год без проблем поступают, причём индексируются. Сейчас в областном бюджете на поисковые экспедиции заложено 900 тысяч рублей ежегодно. Это статья защищённая, её меняют только в сторону увеличения.
Также мы выиграли грант в сто тысяч на реставрацию памятников: эти деньги пойдут на новые мемориальные доски. В других областях всё гораздо хуже. Возможно, поэтому под Смоленском, Новгородом, в Карелии народ под ногами до сих пор лежит.
Смотрите также:
- Виктор Шамрай: «Воронеж – во многом прямой участник битвы за Сталинград» →
- Чтобы помнили… О сохранении памяти, происках врагов и «чёрных» мародёрах →
- Вернуть героям имена →