Музыкант Аркадий Шилклопер привез на «Джазовую провинцию» в Воронеж сразу несколько инструментов: флюгельгорн, валторну и альпийский рог.
Помимо этих инструментов в арсенале известного валторниста есть три австралийских инструмента диджериду, три музыкальные раковины, охотничьи рожки, флюгельгорн, помповый охотничий рог, пасторальный рожок и тиба.
Для Шилклопера игра на разных необычных инструментах не самоцель, ими он окрашивает свою палитру замыслов. Но с альпийским рогом у музыканта сложились особые отношения, поэтому сейчас он дает мастер-классы швейцарцам и даже издал сборник «альпийских народных песен».
Корреспондент «АиФ-Черноземье» после концерта поговорил с Аркадием Шилклопером и узнал, что он думает об импровизации, легко ли стать музыкантом и как альпийский рог помещается в зале.
Об альпийском роге
Альпенгорн родился в Швейцарии. Он предшествовал валторне и был для пастухов средством связи.
«Функция альпийского рога – передача информации, как мобильный телефон сегодня. Он поэтому и большой, чтобы с горы на гору передавалась какая-то запрещённая информация на десятки километров.
Этот инструмент состоит из восьми частей. Его мне сделали специально на заказ, чтобы я мог свободно путешествовать с ним по миру.
Звучание рога даже в маленьком помещении оно всё равно другое – более объёмное, с другой вибрацией. Это как бабушек в филармонический зал звать – в своей среде, в деревне, они другие. Поскольку я музыкант профессиональный, то могу абстрагироваться и представить, что нахожусь в большом зале».
О музыкантах
«У нас была очень хорошая школа медных духовых инструментов – Михаил Буяновский, Алексей Рябинин, Павел Орехов. Сейчас мы потеряли эти корни, и у нас нет такой традиции, чтобы духовик-медник играл сольно.
Кроме того, ушёл престиж профессии. Люди идут в другие профессии, потому что слишком много труда надо и сил, чтобы освоить инструмент и не факт, что ты получишь потом работу. Это быть камикадзе, знаете ли. Мне очень нравится фраза музыканта Юрия Маркина по этому поводу: «Настоящий художник – это камикадзе, который оседлал торпеду, направленную на корабль окостеневших понятий». Вообще говоря, все мы камикадзе.
Не у всех выходит стать музыкантом. У кого-то получается – он не обделён талантом, а кто-то страстно желает, любит, хочет, но не может. Можно ли научить чувственности? Она либо есть, либо нет. Одно могу сказать: музыка есть гармоничная связь между небом и нами, живущими на земле. А музыканты – это проводники. Композиторы принимают информацию оттуда и пишут, музыканты исполняют, а потом передают публике. И не всегда композиторы после этого узнают свои произведения. В музыке, которую я играю, путь звуковой дистанции сокращается».
Об импровизации
«Джазовые музыканты часто говорят об импровизации, имея в виду лишь один ее элемент – вариации на тему. Для меня это узкое понимание. Я говорю о структурной импровизации, ритмической, полиметрической, динамической, тембральной.
А вариации на тему – это избитый прием. И, как правило, вариации всегда хуже темы. Вы заметили? Вот идёт тема, а вот пошли вариации – и сразу провал. Кто бы ни играл! Даже большие мастера. Поэтому я стараюсь, чтобы этот провал у меня был заметен меньше всего, а для этого нужно развивать тематический материал.
Когда я слышу своих коллег, для меня важно, чтобы я не понимал, где импровизация, а где композиция. Потому что джазовые музыканты слишком верят в джазовую импровизацию. Вера эта порой губит музыкальное произведение. Часто это подается как самоцель – мол, джаз без импровизации – это не джаз. Ну и ладно, значит, я играю не джаз!»