Как обычный советский человек становился врагом народа и как затем складывалась его жизнь - об этом рассказал бессменный председатель Липецкого общества "Мемориал" Борис Николаевич Петелин. 9 мая в кругу бывших учеников он отметил 85 день рождения.
Как я попал в воркутинский лагерь
Наша семья жила в поселке стекольного завода под Красноярском. Рядом была тайга. Мы с братом Юрием, который старше меня на два года, ходили на охоту. Но боялись не зверя, а людей. Много было беглых заключенных, которые нуждались в еде и одежде. Наш поселок был переполнен ссыльными. В 30-х годах это были дворяне, но в 37-м году они все пропали, их расстреляли. Их сменили латыши и литовцы. В 37-м году нас, школьников, выстраивали на линейку, выходили учители, сообщали, что разоблачены и расстреляны такие-то и такие-то, и выкрикивали: "Смерть врагам народа!". И вся линейка вместе с ними должна была кричать: "Смерть врагам народа!". Это, конечно, было зомбирование.
17-летним юношей из Красноярска я приехал учиться в Москву. Только начался учебный год, как ввели плату за обучение. А она была больше, чем получала моя мать. Я вылетал из института. На семинаре по основам марксизма-ленинизма я спросил: "Почему ввели плату за обучение, ведь в Конституции установлено право на бесплатное образование?". И этого вопроса оказалось достаточно, чтобы потом у меня в деле была записана формулировка "антисоветские настроения". Особым совещанием я был приговорен к пяти годам лагерей и двум годам ссылки.
Меня отправили в лагерь Воркутинской железной дороги. Работал на строительстве и в шахте. Нравы и погода были суровыми. Как говорили: "12 месяцев - зима, остальное время - лето". Нас кормили только "затирухой" - прогорклая заплесневелая мука, которую варили в котле и наливали ковшом в наши котелки, давали хлеб. И за эту пайку могли убить. У политзаключенных уголовники отнимали еду. До войны осужденные за бытовые преступления не работали. Идет работяга, они его ударят по голове, отнимут пайку, и он замерзает. Мы доходили от такой еды. Что меня сберегло и зачем, не знаю. Но я выжил и дал зарок помогать репрессированным.
Как я жил в сундуке
Из Воркуты я выехал в 47-м году. В Мичуринске встретился с братом Юрием. Он воевал, получил звание Героя Советского Союза в 1943 году, был ранен, ходил, опираясь на палку. Мы вместе приехали в Красноярск. Как политзаключенному, мне запрещено было жить в областных центрах. Выручил брат, меня прописали под его поручительство. Нужно было учиться, и я пришел в педагогический институт... Я все-таки стреляный воробей, у меня лагерь за спиной, а в заявлении написал, что вместе с братом после войны вернулся в родной Красноярск. И меня зачислили.
Жена брата не захотела жить в Красноярске, и они уехали в Липецк, к ее отцу. А после его отъезда пришел участковый и предупредил письменно, что я не имею права жить в областном центре, и если после десяти вечера меня застанут в городе, то буду считаться нарушившим паспортный режим. К этому времени я уже был женат. Я прописался на станции Злобино в 110 километрах, а на самом деле жил в той же квартире, и когда кто-то приходил, я прятался в большой сундук. Как-то я залез в сундук и по неосторожности захлопнул крышку. Когда ее открыли, я был без сознания, но меня откачали.
И я решил, что нужно срочно закончить институт. За год и 10 месяцев сдал все экзамены. Перед тем как выдать диплом, всегда проводят проверку всех документов. В духе того времени и своего лагерного опыта я сделал предупредительный ход - написал письмо в Президиум ВС РСФСР: "Я был осужден по такой-то статье, честно отбыл срок своего наказания". И ставил вопрос: "Прошу ответить, являюсь ли я полноправным гражданином СССР?". И мне ответили: "Если вы отбыли срок, то по законам СССР вы являетесь полноправным гражданином". Это письмо я показал директору института, когда он стал кричать на меня, что я враг и обманом пробрался в институт. Он меня отматерил, но распорядился выдать диплом. А я понял, что надо уезжать из Красноярска. Ведь меня могли застать и посадить на 5 лет за нарушение паспортного режима.
Как я стал учителем словесности
В начале 50-го года я вместе с мамой приехал в Липецк к брату. У него была квартира в доме на улице Горького, одна комната метров двадцать, в которой он жил с женой и дочерью. В коридоре на раскладушке спал брат его жены. А мы поселились во второй комнате, где стояла печь, площадью метра четыре.
Потом приехала моя жена. У нее была нужная в то время профессия - врач. На Соколе построили больницу, срочно требовались врачи, им обещали квартиры. Она легко устроилась на работу, у нее в дипломе стояла девичья фамилия - Зайцева Валентина Сергеевна. И так до конца жизни ее знали как доктора Зайцеву.
Рядом с нами жил директор школы и он мне сказал, что в местных школах не хватает учителей. Я пришел в гороно, мне сказали: "Да, учителя нам нужны, заполняйте анкету". А там есть графа "была ли судимость?". Скрыть нельзя. Пишу. Мне говорят: "Зайдите через неделю". Тогда я иду к уполномоченному КГБ. Он мне говорит: "Иди, канавы копай". Меня поддержал брат, он пошел к секретарю горкома партии и сказал: "Что ему теперь, бандитизмом заниматься?". Брата заставили написать поручительство. После указания горкома меня взяли на работу в новый учительский институт вести практические занятия по старославянскому языку. Но работал я недолго. Как-то директор отправился на какое-то совещание, с которого он вернулся разъяренный. У нас в институте преподавал математику вернувший на Родину эмигрант. И директору из-за него дали нагоняй: мол, ты что взял на работу этого профессора Сорбонны?! Профессора уволили с формулировкой: "за плохое знание русского языка". А следом вышвырнули и меня. Через некоторое время мне разрешили работать в семилетке на Сырском руднике. Потом умер Сталин, и я перешел в восьмую школу, в старшие классы, потом меня перевели в третью школу. Я печатался во всесоюзных педагогических журналах, даже "Новый мир" опубликовал мою статью. И коллеги меня представили на звание "Отличник народного просвещения". А зав. гороно отказался подписывать бумаги: "Подождем". Вот так, везде трагикомедия.
Бурановская бабушка отыскала родственника 
«Здравствуй, папа!» Как дочь через 73 года нашла пропавшего в войну отца 
Трагедия детской жизни. Как в провинциальной семье оказалась няня-убийца? 
Девочка, спасшая из огня малышей, рассказала о равнодушии соседей 
Липчане возвращаются на Родину