Если мы можем потерять миллион человек при выплате пособий, что мы можем говорить о расчёте средних показателей? Неразвитость налоговой системы, системы социального обеспечения, статистической системы говорит о том, что мы плохо знаем страну, в которой живём. Иногда это выгодно, иногда это безалаберность, неумение работать или недостаток квалификации. Иногда и то, и другое», – считает кандидат экономических наук Николай Кликунов.
«АиФ–Курск» узнал, можно ли верить данным о средней заработной плате, для чего нужна потребительская корзина и стоит ли бояться «постолимпиадного» будущего.
«Мы плохо знаем свою страну»
Екатерина Апонина, АиФ-Курск:– Николай Дмитриевич, по данным Курскстата, среднемесячная заработная плата курян за ноябрь 2013 года составила 21 710 рублей. Этим цифрам никто не верит… А Вы доверяете?
Николай Кликунов: – Нет, не доверяю. Этот показатель завышен. Хотя «наивная» социология здесь не работает. Люди смотрят друг на друга: у меня нет 21 тысячи, у моих знакомых тоже нет. И возникает мысль, что если ни у меня, ни у них нет такой зарплаты, то её вообще ни у кого нет. Это неправильно. Потому что у кого–то есть и 21, и 100, и 200, и 300 тысяч (посмотрите на зарплату ректоров курских вузов или доходы главврачей). Но этих людей нет в нашем окружении.
Но и средние показатели всегда очень лукавы. Здесь есть два фактора. Есть прямые подтасовки средних показателей: общая распространённая практика, когда при подаче данных в статистические органы для «красивой картинки» занижается общее количество работников. При желании это всё можно проверить, но, по–моему, никто, к сожалению в этом особенно не заинтересован. А второе: когда мы говорим о средней зарплате, надо, конечно, учитывать разброс. Если вы зарабатываете 10 тысяч рублей, а я 12, то наш средний заработок будет 11 тысяч рублей. Но если рядом с нами есть человек, который будет зарабатывать 100 тысяч рублей, то средняя зарплата будет больше 40 тысяч.
Если есть такие лица, выделяющиеся из общей массы (а они сейчас есть!), то говорить о средних показателях неправильно. Зачем нужен средний показатель – чтобы понять, как человек живёт в системе. Но диспропорция, разброс доходов не позволяет это объективно оценивать. Если разброс доходов значительный, то правильнее использовать медиану доходов, а не среднее.
– Может ли экономист самостоятельно посчитать средний заработок населения?
– База данных о зарплатах у нас закрыта. Я бы мог посчитать средний заработок социологически. Я бы взял десять предприятий Курской области: частных, не очень больших и не очень маленьких, и взял бы пять бюджетных организаций, посмотрел бы, какая средняя зарплата там и там, и построил бы индекс зарплат.
Можно сделать проще: посмотреть средние зарплаты той организации, где люди хотят работать. Там зарплата теоретически должна быть выше средней. Если там есть 21 тысяча рублей, то «средним» данным отчасти можно верить.
И совсем простой вариант: хотите узнать среднюю зарплату в регионе – узнайте, сколько получает кассир. Во всех торговых сетях зарплата кассиров примерно одинаковая. Это интенсивная работа, которая не требует высокой квалификации.
По моим ощущениям, в нашем регионе средняя зарплата не более 17 тысяч рублей. Некоторые мои коллеги считают, что речь идёт о 12–15 тысячах рублей.
«Дешевле, значит – хуже»
– В Курской области одна из самых дешёвых потребительских корзин. Это хорошо или плохо?
– У нас в разных регионах в корзине разные товары. Но ведь нас интересует и то, какой товар берут за основу. Например, курское молоко действительно дешевле. Но разница в ценах на молоко отражает и разницу в качестве этого молока.
Почему, например, курское молоко мы не экспортируем за пределы области? В экономике есть закон единой цены. Представим, что в Курской области всё действительно очень дёшево и качественно. А в соседней Воронежской области всё очень дорого. Что бы мы в этом случае наблюдали: что товары из Курской области везлись бы на продажу в Воронеж. Но у нас такого нет: что–то они везут к нам, что–то мы к ним. В принципе, с учетом незначительных транспортных затрат, на все перемещаемые блага цены будут одинаковые. Если мы видим товар с какой–то устойчивой низкой ценой – это значит, что он просто–напросто хуже. Уровень цен нужно мерить по одинаковым товарам.
– Как вы оцениваете нашу потребительскую корзину, прожиточный минимум? Его размер?
– Ваш вопрос сейчас состоит в том, как вы относитесь к тому, что государство помогает бедным, и как оно должно им помогать. Почему у какого–то пенсионера пенсия меньше прожиточного минимума? Допустим, сидел он всю жизнь в тюрьме. Есть у нас такие пенсионеры. Или другая пенсионерка: всю жизнь была «за мужем», стажа работы у неё нет, и пенсию начислять не по чему. Она по каким–то причинам в своё время не думала об этом. Вопрос: сколько этим пенсионерам надо платить? Они на свою пенсию не заработали. Я сторонник того, что не надо им слишком много помогать. Если мы начнём им платить слишком много, мы, по сути, скажем: «Ребята, не работайте всю жизнь, а мы вам потом будем давать хорошую пенсию». За счёт кого? За счёт других пенсионеров?
В любой стране общество не очень помогает этой категории граждан. А вот политика помощи детям во всех развитых странах отличается от нашей. Там стараются больше помогать детям, а не пенсионерам. Почему? Потому что дети не виноваты в том, что родились в бедной среде. Пенсионер же в какой–то степени виноват в своей бедности, если он не инвалид и т. п. А у нас всё сдвинуто. У нас минимальная пенсия – 5 710 рублей, а пособие на ребёнка – чуть более 100 рублей. Вот вам относительная ценность пенсионера и относительная ценность ребёнка. (Мы сейчас не говори о разовых выплатах при рождении.) Вы скажете, родители должны помогать детям? Я на это вам отвечу: дети должны помогать родителям.
– Президент приказал чиновников экономить, финансирование в бюджетной сфере урезается…
– У нас о кризисе начинают говорить, когда ожидается понижение цен на нефть и на газ. Больше–то мы особо ничего не производим и не научились это делать. Надо понимать, что мы жили не по средствам из–за завышенных цен на нефть.
Кризиса, в российском традиционном понимании, не будет, будет стагнация. Это означает, что каждый год будет все чуть–чуть похуже и похуже. В мировой экономике, в принципе, всё нормально. Торможение экономического развития – наша внутренняя проблема. И она усугубляется наличием грандиозных проектов, которые мы сами не тянем. Отрицательное отношение населения к Олимпиаде связано с тем, что мы не настолько хорошо живём, чтобы позволить себе такие огромные расходы.
«Если будет хуже,то будет хуже всем»
– Если проблем в мировой экономике нет, то экономические последствия Олимпиады должны сказаться только на бюджетной сфере?
– Бюджет и внебюджет тесно связаны между собой. Любой бюджетник может уйти во внебюджет, и наоборот. То есть здесь возникает такой паритет. Если, например, поднимаются реальные зарплаты у бюджетников, во внебюджетной сфере предпринимателям приходится тоже повышать зарплаты, чтобы удержать работников. Здесь всё будет идти хоть и с некоторым отставанием, но в одну ногу. Поэтому, если будет хуже, то будет хуже всем.
Отрицательные последствия проведения Олимпиады не надо переоценивать. А то у некоторых граждан возникает ощущение некоего апокалипсиса: «Сейчас пройдёт Олимпиада, и всё будет плохо». Каких–то резких изменений не будет. События на Украине в перспективе окажут намного большее воздействие на работу экономической системы, чем олимпиада. Но олимпиада – не единственный российский убыточный мегапроект. А надо искать эффективные проекты. Их, как правило, находит бизнес. Государство мало чем может помочь в этом деле. Может, лучшее, что оно может сделать – не мешать.
К чему приведут очередные запреты? 
Быстрая музыка и желтые ценники. Как нами манипулируют в супермаркетах 
Вакантное место. О капризах работников, ловушках работодателей и кризисе 
Високосный, но удачный