Топил печь, рубил дрова
Оксана Шевченко, «АиФ-Черноземье»: Евгений Семёнович, вы приняли решение уйти на заслуженный отдых?
Евгений Поплавский: Да, получать удовольствие от того, что ты делаешь, уже невозможно. А работать плохо я не привык. Возникли проблемы с голосом и коленным суставом. Буду чувствовать себя лучше – с удовольствием что-нибудь сыграю и поставлю. У нас с художественным руководителем и режиссёром-постановщиком театра Юрием Бурэ есть такая договорённость. А пока занимаюсь здоровьем. 50 лет играл спектакли практически каждый день, а иногда по два и по три спектакля. Залы на 800-1000 мест, без микрофона. Плюс сама профессия – эмоциональная. 50 лет тревожил свою нервную систему – она не прощает таких вещей. Люди считают, что в театре сплошные цветы, розы. Это не так. Берёшь новый сценарий, открываешь страницу и думаешь – с чего начинать? Вроде и опыт, и силы есть, а всегда сомнения. Всё с нуля. А есть такие артисты, которые подходят к этому делу легко: тут у меня смех, тут аплодисменты, тут подтанцовка. И вроде бы делать нечего. Они обречены.
– Патриарх Кирилл в одном интервью рассказывал, что в трехлетнем возрасте служил дома панихиды – у него была такая детская игра. Ему мама даже сшила подрясник игрушечный. А когда вы ощутили тягу к театру?
– Тоже очень рано. Одна экстрасенс мне сказала, что я в прошлых жизнях три раза был артистом, три раза фермером. Это можно расценивать как шутку. Род у нас был обыкновенный. Отец работал электриком, мать телеграфисткой. Отец всю жизнь страстно увлекался театром, мечтал быть актёром, но после войны вернулся домой полуслепым. Кому такой нужен в театре? Но он 40 лет отдал самодеятельности, и мать туда привёл, а потом потихоньку и меня за руку. До сих пор помню сцену у фонтана из «Бориса Годунова». Мама в роли Марии Мнишек, а папа – Гришка Отрепьев.
Моя первая роль была в пятом классе в новогоднем спектакле. В 12 часов били куранты, я выходил на сцену в роли Нового Года, перепоясанный лентой. По вечерам бегал на спектакли брянского театра – друзья отца проводили туда бесплатно. Забирался на балкон и следил за героями. Приходил домой и говорил: и я так смогу. После школы вопрос выбора профессии не стоял – поехал поступать в Саратовское театральное училище.
– Люди вашего поколения прошли через массу трудностей, о которых нынешняя молодёжь не имеет никакого представления.
– У нас семья была бедная. Родители получали копейки. Когда приятели звали в кино, говорил, что надо грядки полить. Чтобы заработать копеечку, нанимался с друзьями пилить дрова. Мы жили в частном доме, сами топили печь, носили воду.
Когда стал студентом, родители могли прислать только 15 рублей в месяц. Общежития не было. Стипендия 23 рубля, из них 15 платил за квартиру. Чтобы туфли купить, одежду, подрабатывал Дедом Морозом по детским садам. Один утренник – 5 рублей. Да и потом, уже работая в театре, вёл детский кружок, выступал на концертах, юбилеях, массовых мероприятиях.
Почему люди нищие?
– А когда же ваша жизнь стала комфортной?
– Комфортная жизнь и Россия – это понятие несовместимые для простых людей. Какого-то особого комфорта у меня не было никогда. В 1983 году город Курск мне выделил однокомнатную квартиру. Потом, когда я женился на Татьяне, мы сами предприняли меры и расширились до двух комнат. Но что такое творческий человек в двушке? Надо посидеть, подумать о чём-то, а в соседней комнате к дочери пришли приятели, подруги. Вот так я и жил в Курске.
А перед тем, как уехать в Челябинск, у нас было вообще отчаянное положение. У меня звание «Народный артист», а зарплата – 2 600 рублей. У жены, заведующей литературной частью театра, – 1 400 рублей. После оплаты коммунальных услуг оставалось 70 рублей в день. А ведь надо и лекарства купить, и одежду. Поэтому я уехал в Челябинск.
Я не понимаю, почему в стране, имеющей такую огромную территорию и богатейшие запасы нефти, газа, алмазов, люди – нищие. Причём начиная от пенсионеров, заканчивая Народными артистами.
– Не было ли мысли вообще бросить театр?
– Такого не было, я кроме этого ничего не умею. Но если бы начать все сначала, я никогда бы не пошел в актёры. Это профессия очень зависимая. Режиссёр подбирает актёров по своему духу, по своему «составу крови». Велика вероятность не совпасть. Если бы режиссёр заставил меня читать монолог Гамлета, катаясь на велосипеде и держа зонтик, то я не стал бы с ним работать. Меня учили, что в театре важна жизнь человеческого духа, поиск ответов на извечные вопросы. Чем классика хороша – содержание пьесы знают все, а идут смотреть не сюжет, а то, как это сделано, какие акценты расставлены.
И если в городах-миллионниках ещё можно поругаться и уйти в другой театр, то в провинции артисту некуда деться.
– Как вы считаете, за эти полвека, пока вы играли на сцене, сильно ли поменялись люди?
– Один раз вижу в парке картину. Сидят несколько девчонок. У одной банка пива, сигарета, её всю колотит, слёзы льются. Она говорит: «Подлец, негодяй, он меня предал». Я остановился, так как люблю понаблюдать, и думаю: это же сцена из «Ромео и Джульетты»! Только шекспировская героиня плакала, вышивая на пяльцах, а эта – с банкой пива. Но плачет-то по-настоящему! Не важно, что антураж другой. Но чаяния человеческой души не изменились. Только тогда воевали на мечах, а сейчас летают ракеты.
Сейчас много говорят о создании искусственного интеллекта. Я не верю, что он сможет превзойти творенье божье. Чувства сопереживания, слезы, радость, смех – это всё то, что рождает наш с вами мозг.
Зачем страдать и плакать?
– Евгений Семёнович, вас знают как увлечённого дачника. Были ли в этом году дачные рекорды?
– Привык работать на земле с детства, получаю от этого огромное удовольствие. Да и врачи советуют двигаться – чтобы мышцы не дряхлели. Поэтому по мере возможностей работаю на даче. Душа оживает весной, когда начинает всё расти. Этим летом все теплые дни жил на 6 сотках. Русскую печку растопишь, картошки отваришь, из погреба достанешь бутылочку винца… Выращиваю 200 сортов помидоров. Рекордов не было в этом году – лето выдалось холодным. Хотя один сорт огурцов меня удивил. Семена выписал через интернет. С шести растений получил 886 плодов! Все сладкие, в пупырышках, не перерастают. Урожай раздаем с женой соседям, угощаю коллег в театре. К рекордам не стремлюсь, люблю экспериментировать. Часто привожу семена из Италии, где живёт моя дочь Наташа с семьёй. Итальянские баклажаны выросли на одном кусте 4 штуки, но каждый по 900 граммов. Арбузы бывают по 7 килограммов. Сейчас заинтересовался крупноплодной малиной.
– Вы часто бываете в Италии. Чему стоит поучиться у этого темпераментного народа?
– Тому, что на жизнь нужно смотреть проще и радостнее. Такой пример. Внук упал с качелей, сломал ключицу. Наши все охают. А итальянская тёща говорит: хорошо что не две! Если ушла жена, наш мужик сядет и сопьётся. А итальянцы ликуют: хорошо, что сейчас, а не когда ты старик. У них великий грех – плохое настроение. Зачем страдать и плакать, когда этого можно избежать?
Эта страна – музей. Даже в самых маленьких городках с какой любовью всё сделано – цветущие террасы, в кадках растут пальмы, олеандры. По всей улице капельный полив под каждое растение. Никто цветов не ломает. А какая вкусная еда! В Италии мой фотоаппарат трещит без остановки – снимаю тысячи кадров.
– Что бы вы себе пожелали в юбилейном году?
– Я сейчас живу по принципу: лишь бы не было хуже. Вот этого себе и желаю. Жалею, что всё быстро прошло. Только сейчас начинаешь задумываться – а жил ли вообще на этом свете?
Театр, крепость, фуникулёр. Что построят к тысячелетнему юбилею Курска 
На голом энтузиазме. Евгений Крамской о проблемах самодеятельного театра 
«Атмосферный» театр. Режиссёр о молодёжи, творческих площадках и классике 
"Ненормальная" жизнь тандема Стриженовой-Тихонова 
«В Европе нет театра». Актер и режиссер Антон Адасинский о сцене и жизни