Воронеж, 22 апреля – АиФ-Черноземье
Список жертв фашизма огромен: только в Воронежской области живут 27 тысяч бывших несовершеннолетних узников, а в самом Воронеже – 13 тысяч. Война отняла у них детство, семьи, здоровье… Они не любят вспоминать те страшные годы - слишком тяжело. Но для «АиФ-Черноземье» многие сделали исключение.
Голод, холод, вши…
Александр Захаров, председатель совета Воронежской областной общественной организации бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей (БНУФК):
– У нас в семье было семеро детей. Впервые мы ощутили, что началась война, когда однажды немцы ворвались в город и отняли у местного населения всё до последнего колоска…
Я родом из Брянской области, из маленькой деревни Краснополье. Мой отец воевал на финской войне, потом был председателем сельсовета. Когда началась Великая Отечественная, он отправил всех мужчин на фронт и ушёл сам.
Нас в начале июня угнали в Германию. Молоденьких девчонок забирали из колонны силой и отправляли куда-то. Мы, чтобы спасти свою старшую сестру Евдокию, рвали цветы и натирали ей ноги до крови. Когда мы прибыли на пост к немцам, сестре завернули платье и, увидев окровавленные опухшие ноги, сказали, что она не подойдёт.
Потом мы прибыли в зловещий 130-й Рославский концлагерь, затем в Белорусский концлагерь
№ DS – 3936. Всюду – голод, холод, вши, клопы… Они съедали людей живьём! Жили в тифозных бараках, ходили в отрепьях, кормили нас одной похлёбкой из брюквы. Я чудом остался жив. Сестру Евдокию, которую мы спасли, потом всё равно угнали в Германию. Мать работала день и ночь – не успевали копать могилы, потому что люди умирали постоянно.
Мой отец так и не вернулся с войны. Он погиб 22 октября, в день моего рождения, освобождая Литву…
«Интересно и страшно»
Юрий Бердников, зампредседателя БНУФК:
– Я родился в селе Гремячье, оно расположено вдоль реки Дон. Когда началась война, мне было четыре года. Помню, проснулся утром, а бабушки и дедушки говорят: фашисты напали на Советский Союз. Мне, 4-летнему ребёнку, тогда было непонятно, кто и на кого напал. Но я видел по сумрачным лицам, что это событие нерадостное.
Шли дни, недели, месяцы, но ничего не происходило. И вдруг в небе появились самолёты. Они кружили над селом и стреляли. Это было невероятно: захватывающе интересно и страшно одновременно.
У меня было два брата и сестра. Десятимесячный братишка помер, потому что кормить его было нечем. Я не знаю, как мы сами выжили.
Помню, у нас в деревне жил дед Алексах, который всем чинил крыши. Однажды я видел, как немецкий самолёт стрелял из пулемёта по жителям села. И этот дед, испугавшись, выбежал из дома в белых подштанниках - хорошая мишень. Самолёт три раза возвращался, чтобы расстрелять деда, но никак не мог попасть. Улетел он только после того, как дед упал на землю, притворившись мёртвым.
Я попал в концлагерь в селе Матрёнки. Там были не немцы, а мадьяры. Детей они не мучили, но насиловали девочек и женщин. Это было что-то ужасное. Нас освободили в 1943 году. Когда мы вернулись в родную деревню, то увидели, что от неё ничего не осталось – всё сожжено.
Писали на газетах
Анатолий Маковкин, член БНУФК:
– В войну мне шёл шестой год. Помню, как мама копала окоп, а мы пытались ей помогать: окоп был неглубокий, нам приходилось заползать туда. Потом пришли немцы. Нас погнали в неизвестность, без продуктов, без одежды… а впереди зима.
В нашей семье было пятеро детей. Мы прокрались к дому своей бабушки, заходим внутрь и слышим немецкую речь. Немец заметил нас, вывел на улицу, поставил к стенке, навёл автомат и давай кричать: «Пупу-пу-пу!», как будто стреляет. Мы жутко испугались…
Нас погнали в Касторное, что в Курской области. За день прошли 30 километров – от Девицы до Касторного. Там нас загнали в лог… Дальше я плохо помню, что было…
Когда мы вернулись, в нашей деревне из 31 дома осталось лишь три хаты. Через год я пошёл в школу: одевать-обувать нечего, писать не на чем. Учителя находили где-то старые газеты, родители резали и сшивали их как тетради – на них мы и писали. Чернила делали из печной сажи. Учебников, конечно, не хватало: два-три на класс. Так и учились.
Не успели встать на ноги, как наступил 1947 год – голод. Мы ели конский щавель, жёлуди, лебеду, прошлогоднюю картошку. Её иногда находили, когда пахали землю: вся чёрная. Мама снимала с неё шелуху, дробила, сушила, делала муку, а потом пекла деруны. Съешь дерунов и идёшь гулять –сытый, довольный!..
Расстреляли как партизан. Будущих
Валентина Проша, член БНУФК:
– Я родилась в селе Урыв. Что интересно, когда немцы вошли в наше село, они сразу направились к председателю колхоза, директору школы, как будто знали, где их найти. Потом стали жечь хаты, ловили кур, забирали всё продовольствие, издевались над людьми, убивали. В село тогда приехала молодая учительница: они её застрелили, распустили волосы, посадили у дороги и написали табличку «Партизан капут».
Мужчин тогда с нами не было – они ушли на левый берег Дона, там был партизанский отряд. Остались только мальчики 14-15 лет, их застрелили как будущих партизан.
Нас всех собрали, постреляли через одного, а оставшихся загнали в церквушку: мы стояли, прижавшись друг к другу, дети на плечах взрослых. Было очень жарко – июль. Без воды и питья нас держали там трое суток. Многие умерли… На четвёртые сутки рано утром открыли засов в церкви и выпустили нас. Опять поднялась стрельба. Из нас сформировали колонну и погнали в Курскую область.
Так мы оказались в конц-лагере: лужок, огороженный проволокой, немцы, овчарки… Многих оттуда забрали в Германию. Не знаю, как нам удалось выжить…
Это надо живым! 
Узник концлагеря: «Иногда они мне снятся» 
«Иди, а то убьют». Дорога в концлагерь глазами маленькой узницы из Воронежа 
Куряне вспомнили жертв политических репрессий 
Супружеская пара ветеранов ВОВ о боях, любви и Победе