Корреспондент «АиФ-Черноземье» встретился с ветераном Борисом Кашуриным, который прошёл всю войну – от Ленинграда до Берлина. Но самым страшным и трагическим эпизодом для него стала именно Невская Дубровка. Каждый сантиметр земли здесь пропитан солдатской кровью и нашпигован железом. Во время Великой Отечественной войны сюда обрушивались десятки тысяч бомб и снарядов.
Задержанный Ворошилов
«Родился я практически в Раю, - улыбается Борис Иванович. – Соседняя деревня так называлась. Находится она недалеко от Калинина (ныне Тверь). Сколько там было зверья! Помню, по весне река широко разливалась, незатопленными оставались небольшие островки – на них собирались десятки, сотни зайцев. А вообще, кто там только не водился – места-то благодатные. Вот уж, действительно, рай».
Правда, саму жизнь Бориса Кашурина райской не назовешь. Отец - председатель местного колхоза – трагически погиб. Мать осталась одна с пятью детьми на руках. Понимая тяжёлое положение семьи, дядя Бориса, родной брат матери, предложил племяннику переехать к нему в Ленинград. Так Борис оказался в городе на Неве, поступил в училище торговли, успешно окончил его и устроился в магазин. Но проработал там не долго.
«Уже разговоры пошли, что немец наступает. Меня вместе с товарищами вызвали в военкомат, мне ещё 18 не было, оттуда - в авиатехническое училище. Мы пришли, а там уже мест нет. Куда дальше? В ветеринарное, спрашивают, пойдёте? А у меня родители жили в сельской местности, я знал, что такое ветеринарный врач. Ну, я и согласился, - рассказывает Борис Кашурин. - Только зачислили, грянула война. И нас, курсантов, передали в распоряжение коменданта города Ленинграда. Сначала мы рыли окопы в Александровском саду, а потом дежурили по ночам, ходили в патрули. И вот однажды останавливаем три машины. Заглядываем внутрь, а в салоне сидит сам товарищ маршал, командующий войсками Ленинградского фронта Ворошилов. У нас челюсти так и отпали. Он увидел, как мы изменились в лице, и говорит: «Товарищи-курсанты, вы правильно поступили. Объявляю вам благодарность».
Спасал не себя, а пулемет
Тем временем положение на фронте обострилось.
«Это был 1941 год. Нас в составе 11-й стрелковой бригады перебросили на Невскую Дубровку, - продолжает Борис Иванович. – Один переход занял двадцать семь часов. Мы совершили марш-бросок длиной в 110 км, с полной выкладкой. Пришли и упали без сил. А потом прокопали подход к Неве – траншею глубиной в человеческий рост. И вот что значит, не было опыта – вышли ночью, закурили. Одна трассирующая пуля, вторая – и нас накрыло. Слышу: справа и слева от меня застонали. Я успел спрыгнуть в траншею, потому и остался жив. А через неделю уже был командиром отделения».
Вскоре солдат стали переправлять на другую сторону Невы. Посадил в баржи и пустили по реке, а одновременно выше по течению стали переправлять танк.
«Это была ошибка офицеров. Гул от танка стоял на несколько километров. Немцы, естественно, открыли по нему огонь, - рассказывает Борис Кашурин. - Одна из мин разорвалась рядом с нами, и мы начали тонуть. А была зима - вода в Неве ледяная. Но страшно даже было не замёрзнуть, а утопить пулемёт - за это могли расстрелять».
Борису повезло: он и сам выбрался, и пулемёт спас. Отогревался потом на берегу, как и все - спиртом. Хочешь – не хочешь, а пить приходилось – приказ командира. А танк немцы всё-таки потопили. Только недавно его подняли со дня Невы. Кстати, там же, на Невской Дубровке, воевал и отец Владимира Путина.
«Может, мы даже с ним в одном окопе сидели. Всех не упомнишь», - говорит ветеран.
Ад на Неве
Много людей на Дубровке полегло. До сих пор перед глазами Бориса Ивановича стоит страшная картина распластанного на земле молодого командира с оторванными ногами.
«Мы в окопе сидели. Вдруг - взрыв. Сержанту снарядом оторвало обе ноги, как ножовкой отрезало, он на руках прыгает, да так неловко, и говорит: «Ребята, пристрелите!», - рассказывает Борис Иванович, а его голос дрожит. - Два раза сказал, а на третий замолчал навсегда».
Бориса Кашурина самого тяжело ранило. Накрыло осколками от снаряда в спину, когда он получал продукты для солдат.
«Рубануло так, что я упал носом в песок, - говорит ветеран. – Хорошо, под шинелью курсантская подстёжка была – она-то меня и спасла. Ребята быстро сориентировались – перевязали меня, положили с другими ранеными в шлюпку и отправили на другой берег».
Прооперировали Кашурина в полевом госпитале, а выздоравливать отвезли в Ленинград – в больницу имени Мечникова. Большая больница – несколько корпусов, и вся, говорит, была забита до отказа ранеными с Невской Дубровки. Так что Борису даже не сразу место нашлось – целые сутки лежал на лестнице.
«Ранило меня 11 ноября, а выписали только 23 февраля, и то - по моей просьбе. У меня была цель – попасть на передовую: там худо ли бедно кормили. Похлёбка, правда, не ахти какая: вода да мука. Но питание в больнице было ещё хуже, многие раненые умирали от голода, - вспоминает Борис Иванович. – Я сам трижды машины с трупами вывозил на Троекуровское кладбище. Мы их сваливали прямо в снег. Рыть могилы не могли. А когда весной всё начало таять и разлагаться, подгоняли бульдозер и сразу всех закапывали».
О победе шёпотом
После госпиталя Борис Кашурин окончил курсы миномётчиков, какое-то время сам преподавал, потом перевозил снаряды.
«Ездили мы на полуторке – ночью, в кромешной темноте. Свет включать было нельзя, тогда я ложился на переднее крыло, одной рукой держался, а другую поднимал вверх, указывая шофёру путь, - рассказывает ветеран. - Одно мучение было так ездить».
Потом блокаду Ленинграда сняли и Кашурина в составе 1-ого Украинского фронта направили в Польшу. Подошли мы к Висле, видим – пленных немцев ведут. А там одни рядовые. Мы спрашиваем: «Где же ваши офицеры?», а они, говорят, с вечера ушли и не вернулись – сбежали, значит».
И вот последняя природная защита Берлина – Одер. Только наши войска переправились через реку, а там враги - засаду устроили: как начали молотить танками, авиацией.
«Хорошо «Катюши» подошли. Они как ударили, так все немцы и разбежались. «Катюши» – наше спасение. Их ведь изобрели ещё до войны. Если бы не тяжба между Москвой и Сибирью, у кого оружие лучше, боевые машины ещё раньше пустили бы в ход, и война закончилась. Эх… - вздыхает ветеран. – Потом Жуков пошёл напрямую на Берлин, а мы обошли город с юга и остановились на Эльбе».
О победе Кашурин узнал накануне - по радио. В часть приехала агитационная машина, и водитель поймал «Голос Америки», который объявил, что Германия капитулировали.
«Правда, мы боялись громко об этом говорить – вдруг провокация, только шёпотом! - признаётся ветеран. – Но не спали всю ночь. В голове крутилась одна мысль: я жив».
Борис Кашурин закончил войну в звании старшего сержанта. В мирное время, до самой пенсии, работал на бумажной фабрике Гознака. Потом вместе с женой переехал в Липецк.
С горьким привкусом
Борису Ивановичу скоро исполнится 96 лет. А по нему и не скажешь. Бодрый, активный, с лёгкостью поднимается на пятый этаж. Каждый день делает зарядку. И, конечно, не пропускает ни один парад Победы. Правда, этот праздник для него с горьким привкусом.
«Нам, фронтовикам, много чего обещали, но мало, что дали, - вздыхает Борис Кашурин. – Вот, видите - книжка (ветеран протягивает пожелтевшую брошюру, выпущенную ещё в СССР) – в ней льготы ветеранам войны, но ни я, ни мои знакомые их никогда в жизни не видели».
А чтобы чего-то добиться, нужно обойти кучу инстанций, собрать кипу бумаг. Воевать с чиновниками ветерану приходится постоянно - то за ремонт, то за бесплатный проезд.
«Почему его отменили? Кто дал такое право? – возмущается Борис Иванович. – Или в каждой области действуют свои законы? Я не платил и платить не собираюсь!»
Ветеран попытался доказать свою правоту чиновникам, но те и слушать его не стали. Не удалось Борису Кашурину найти общего языка и с депутатами.
«Слишком отдалились они от народа, - считает ветеран. – Я как-то пришёл на приём к председателю и ахнул: «Нас, говорю, в подвале принимаете, а сами во дворце сидите. А кто вам этот дворец построил?».
Борис Иванович за словом в карман не полезет. Однажды резко высказался о власти по радио. Правда, больше его на радио не приглашали.
«Я не боюсь никому сказать правду. Чего мне бояться? – спрашивает ветеран. – Я всегда жил по совести и воевал тоже по совести. И когда мне говорят: вы защищали советскую власть, я отвечаю: мы защищали не власть, а свою Родину».
Тайна Красной Звезды. Орловские поисковики вернут награду семье героя 
От первых боёв до Победы. Как архивные газеты рассказывают историю ВОВ 
Ветеран ВОВ Виктор Сабитов: «Я никогда не боялся»