«Из–за того что большинство наших горожан – это воронежцы в первом, втором и третьем поколениях, и отношение к своему городу у них соответствующее – лёгкое. Идут по улице: что там – дом XIX века сносят? А, ну пусть, не жалко», – считает Александр Никитин, председатель совета правления «Центра сохранения культурного наследия Центрального Черноземья».
«Проверено. Мин не обнаружено»
– Александр, почему вы решили встать на защиту истории Воронежа? Среди молодых людей таких немного…
– История – это же дух, наследие, которое всегда с нами. И все объекты, наделённые культурной, исторической, архитектурной или археологической ценностью, имеют право на сохранение в первозданном виде. В нашем городе исторических мест осталось немного, поэтому их надо беречь. Есть на Большой Манежной красное кирпичное здание – ныне там травмопункт, а в начале XX века располагались казармы Смоленского полка. Так вот, на доме осталась надпись времён Великой Отечественной войны, точнее – с момента освобождения Воронежа: «Проверено. Мин не обнаружено. 29–1–43. Козорезов». Это совсем небольшая надпись, в пару кирпичей. Но те, кто замечает её, особенно в первый раз, останавливаются как вкопанные. Люди XXI века, которые не видели войны, задумываются и начинают переваривать: откуда на здании такая надпись, как она появилась? И то, что такие вопросы возникают, и есть самое главное.
А наследие – это материальная составляющая истории – тех эпох и событий. Причём это даже может быть плёвый артефакт. К примеру, пуговица какого–то пехотного полка. Мы знаем, с определённого момента они были пронумерованы, и так мы можем установить, из какого полка был солдат.
С помощью всего этого мы изучаем историю и наших предков. Потому что у человека есть потребность во что–то верить и как–то себя идентифицировать. История даёт ответы на любые жизненные вопросы – кто я такой, что я здесь делаю, зачем тут живу. Допустим: у меня был предок композитор, возможно, поэтому я хочу заниматься музыкой. То есть мы получаем ориентиры.
Простая логика
– Мы говорим про самоидентификацию, но почему воронежцы, говоря про свой город, часто употребляют слово «отстой»?
– Дело в том, что коренных воронежцев очень мало. Из тех примерно 300 тысяч человек, которые здесь жили до войны, вернулись в город только несколько десятков тысяч. Кто–то попал в эвакуацию и назад уже не приехал. Многие были убиты. Кого–то депортировали немцы. Соответственно, все остальные – это некоренные воронежцы, потомки людей, приехавших либо из других городов, либо из сёл и деревень. Отсюда и эта проблема городской идентификации – нашей, местной. Сугубо городского духа очень мало. Приход людей со стороны – это размывание идентификации, традиции, культурного слоя.
Из–за того что большинство наших горожан – это воронежцы в первом, втором и третьем поколениях, и отношение к своему городу у них соответствующее – лёгкое. Идут по улице: что там – дом XIX века сносят? А, ну пусть, не жалко… А ведь для какой–нибудь бабушки, которая по послевоенному Воронежу бегала и около этого дома коленку разбила, этот дом – уже эмоция, целая история. Иное восприятие прошлого и вот этого наследия.
Как к чьему–то наследию будут относиться люди, которые только что приехали в Воронеж? Да для них оно вообще не представляет ценности. Логика простая, мещанская: чем больше сейчас построят жилья – тем дешевле будут квартиры.
Слишком инициативные
– Так как же сохранить наследие, если большей части населения до него и дела нет?
– Я бы не сказал, что всё так плохо. Помните, Частые скифские курганы в Северном районе? Там, если бы не жители, всё бы разрыли и понастроили домов, а сейчас это охраняемая зона. Есть ещё такой индикатор – пешие экскурсии по городу. Они собирают порой более ста человек. А значит, есть потребность в изучении своей истории. Люди хотят знать, что находится рядом с ними, за что они должны бороться.
Конечно, никто в очереди за спасением памятников истории не стоит. Но нет–нет, да и заходят на наш сайт, обращаются к нам. И это замечательно! Ведь сегодня нельзя терять бдительность. Одного государственного органа по охране наследия не хватит, около каждого кургана и древнего поселения чиновника с ружьём не поставишь. Если в Воронежской области около 3 тыс. объектов культурного наследия, то в идеале их должны охранять 3 тыс. сторожей. Но так сделать нереально, а значит дело это общегражданское.
Кстати, в любом вопросе надо знать меру. Бывают, например, слишком инициативные жители. Так, в прошлом году краевед из Богучара нашёл древний чёлн и унёс к себе домой, хотя тому требовалась грамотная реставрация. Ведь по закону предметы, которым больше ста лет, считаются объектами археологического изучения. Чёлн позже передали в государственный музей–заповедник в Костёнках.
– Но ведь найдутся люди, которые скажут, что городу нужно обновляться, несмотря на его историю...
– Безусловно, я за развитие и строительство современных кварталов. Однако после Великой Отечественной войны в Воронеже оставалось примерно 8% зданий в более или менее пригодном виде, а 92% были полностью разрушены. И самые ценные с исторической точки зрения объекты люди пытались восстановить именно в их первозданном виде. Зато сейчас подобное трепетное отношение к историческому наследию утрачено, и мы продолжаем терять как здания, так и целые исторические места из–за новостроек и просто равнодушия.