Когда 95-летний ветеран Великой Отечественной войны, полковник в отставке Пётр Немцев, сохранивший ладную офицерскую выправку, надевает китель с многочисленными орденами и медалями, становится очень серьёзным. Как бывший военный, он - человек малоэмоциональный и немногословный.
В годовщину освобождения Воронежа «АиФ-Черноземье» поговорил с одним из его защитников о том, что было самым страшным на войне и как люди восстанавливали город, разрушенный фашистами.
Любой ценой
Анастасия Ходыкина, «АиФ-Черноземье»: Пётр Васильевич, как вы оказались в числе защитников Воронежа?
Петр Немцев: 27 октября 1941 года меня призвали в армию, в Воронеже был сформирован запасной полк – около тысячи человек. Почти две недели мы шли пешком в сторону Саратова, так как фашисты бомбили эшелоны, в которых ехала техника и люди. А в соседней области нас посадили в товарные вагоны и повезли на Дальний Восток. Дело в том, что японцы с самого начала войны грозились напасть на Советский Союз. И наша задача была в том, чтобы зорко и терпеливо охранять границу. Нас переодели в военную форму и дали автоматы. Нейтральная полоса с японской границей оказалась настолько мала, что в бинокль можно было разглядеть, чем занимаются японцы! А месяца через два меня вызвали в штаб части и предложили учиться в военном училище в Комсомольске-на-Амуре. Я согласился, но через три месяца – а срок обучения год – мы обратились к командованию: «Хотим на фронт, защищать Родину!» Немцы стремительно рвались вглубь страны и уже оказались у моего родного Воронежа. Через неделю пришло распоряжение Сталина – расформировать училище, а образованную стрелковую бригаду направить на Воронежский фронт.
В первых числах мая 1942 года мы, ребята из Черноземья 18-19 лет, прибыли в Елец – ближе нельзя было подъехать к линии фронта. Шли три ночи в сторону Воронежа, был проливной дождь, насквозь промокли. Нам было приказано менять в окопах дивизию, в которой в боях пало много солдат. В ротах осталось по четыре-пять человек: кто погиб, кого ранило. Почему мы наступали с запада? Дело в том, что в случае отступления немецких войск из Воронежа можно было отрезать их, окружить и уничтожить, главное – освободить Воронеж любой ценой.
Салют из автомата
– Что вам на фронте показалось особенно страшным?
– Самый тяжёлый момент – выйти из окопа по сигналу красной ракеты и перейти в наступление навстречу шквальному огню, когда стреляют из всех видов оружия! Ведь какую силу воли и отвагу нужно для этого иметь! Идёшь, а тут один солдат упал – ранен, другой упал – убит… А на Курской дуге были такие бои, что горели земля и небо! Там велись ожесточённые бои, невозможно было понять, где наши, а где немцы. Всё вокруг гремело, в воздухе – немереное количество самолётов, на земле кругом – танки и люди.
Меня часто спрашивают: страшно ли было на войне? Это место, где убивают людей, прежде всего – молодёжь. Это мы ощущали внутренне, но чтобы оставить поле боя – таких случаев не было. Освобождали города и сёла в надежде на то, что не убьют. Я трижды был ранен на фронте, но судьба распорядилась так, что я остался в живых.
Великая Отечественная война оказалась самой жестокой и кровопролитной за всю историю человечества. Это было настоящее испытание моральных и физических сил человека. У бойцов был один лозунг: «Вперёд! За Родину! За Сталина!», а в тылу жили с призывом: «Всё для фронта, всё для победы!» Благодаря этому и удалось победить.
– Как вы узнали об освобождении Воронежа?
– Я тогда находился в военном госпитале в Тамбове. Сообщение об освобождении родного города передали по радио – сколько было слёз радости! На Левый берег немцы так и не попали – дальше улицы Крестьянской, что у Черновского моста, не прошли. А всё потому, что у нас, кроме наступления, была сильная оборона на Левом берегу! Ещё больше радости было в День Победы над Германий – эта новость застала меня под Прагой – и плакали, и обнимались, и из автоматов стреляли целый день – такой был у нас салют Победы.
Когда в июле 1945 года я ехал в Ленинград через Воронеж, то увидел почти полностью разрушенный город, устояли только некоторые дома из красного кирпича. Было уничтожено здание обкома партии с колоннадой из чёрного гранита – сейчас на его месте Никитинская библиотека. Не уцелело и пятиэтажное здание моего механико-технологического техникума, где до войны я окончил два курса. Оно находилось на перекрёстке улиц Кирова и 20-летия Октября. Во дворе был маслозавод, стипендии не хватало, и мы просились туда на подработку. Завод не обижал! Мы перемешивали семечки лопатой, когда они жарились, а платили нам халвой и пончиками.
Надо отметить, что люди очень положительно восприняли призыв восстановить город. И через какое-то время Воронеж не уступал другим городам, которые не затронула война.
Не трогайте историю!
– Как вы считаете, современная молодёжь способна на подвиги, которые совершали ваши сверстники?
– Мы - люди из разных эпох. Я с юности работал в колхозе, помню, как воспитывали молодёжь – были октябрята, пионеры, комсомол, партия... Сказано делать – делали. И это тоже повлияло на ход войны. Но хотя молодёжь сейчас другая, думаю, она всё равно может и готова защищать Родину.
– Как вы относитесь к тому, что сейчас переписывают историю, реабилитируют немецких захватчиков? В частности, к тому, что в Россоши поставили и не собираются убирать памятник итальянским альпийским стрелкам?
– Не место в российском городе памятнику итальянским фашистам, которые там воевали, расстреливали невинных! Ведь это были наши враги, которые убивали наших людей, топтали нашу землю. Это высшей степени безобразие! Я уверен, что рано или поздно этот памятник уберут. Реабилитировать преступления фашистов нельзя – у них нет срока давности.
Свекла вместо конфет и одна фуфайка на всех. Как жили дети во время войны 
«Россию войной не возьмёшь». 101-летний ветеран об ужасах и уроках ВОВ 
Какие крылья у войны? История «летающего танкиста»