«В Воронеже не проводилось никаких археологических исследований вплоть до XXI века! Это просто нонсенс. Первые раскопки состоялись только в 2011 году, и сразу открытие – они показали, что реальный центр города в XVI веке находился в районе нынешнего главного корпуса ВГУ», – говорит Виктор Ковалевский, кандидат исторических наук, с которым мы встретились в преддверии Дня археолога.
В культурном слое
Виктор Ковалевский: Однозначно, если бы раньше проводили раскопки, информации о нашем крае было бы больше. Сейчас, пусть и на небольших, но неповреждённых фрагментах культурного слоя ещё можно кое–что найти. Поэтому принятый закон очень нужен.
Наш город долгое время оставался одним из немногих регионов в Черноземье, где федеральное законодательство об охране историко–культурного наследия не соблюдалось. В Воронеже не проводилось никаких археологических исследований вплоть до XXI века! Это просто нонсенс. Первые раскопки состоялись только в 2011 году, и сразу открытие – они показали, что реальный центр города в XVI–XVII веках находился в районе нынешнего главного корпуса ВГУ. Потом мы нашли место, которое журналисты окрестили жилищем одного из первых воронежцев. До этого почти не было материалов о той эпохе. Даже сейчас в нашем Краеведческом музее отсутствует целый пласт XVI–XVII веков, и о жизни воронежцев того времени почти ничего не известно.
Но процесс наладился, было несколько раскопов, сейчас раскопки идут за красным корпусом ВГУ на пр. Революции. И везде находят монеты, изразцы, фрагменты керамики. С моей точки зрения, сама археология поднимает культурный уровень и населения, и города.
– Всегда ли получается сохранить обнаруженные археологами уникальные постройки?
– Если говорить про постройки, то многое упирается в деньги. Мы отстаивали идею продолжить работы и организовать музей под открытым небом на Севастьяновском съезде, там, где нашли жилище. Но не получилось, поэтому пока всё просто законсервировано. Да и кто это потянет в финансовом плане? Государство – точно нет.
Потом на улице Платонова при раскопках якобы обнаружили мост. Тоже шёл разговор о том, что надо его сохранить. Но оказалось, что нашли остатки стен обычного здания XIX века. И возникает вопрос – какой смысл? У нас в городе есть другие постройки XIX века. Да и сможет ли данный объект дать нам новую информацию? Надо искать какой–то паритет, останавливаться на уникальных объектах. Мы, наверное, не можем утверждать, что любой предмет археологии суперуникален. Ведь зачастую не золото представляет собой какую–то историческую ценность, а черепок, который даёт информацию.
Романтика профессии
– Может ли личная инициатива археологов помочь сохранению памятников? И много ли у нас инициативных людей?
– В плане коммерческих раскопок археолог максимум может что–то порекомендовать сохранить – и всё. А люди инициативные в Воронеже есть, но их мало. Сравнишь с Москвой – и всё не в нашу пользу. Там археологи постоянно ездят за границу, интересуются новыми исследованиями, решают какие–то проблемы. И скидка на то, что в столице крутятся большие деньги, не прокатывает. Люди работают в тех же условиях. Может быть, это сугубо наша черта или просто незаинтересованность.
Лично я считаю, что археология привлекательна. Мы в 90–е ею очень увлекались. Но сегодня видно, что интерес молодёжи падает. Народ, который поступает на тот же исторический факультет, уже мудрый. Он глубоко просчитывает свою жизнь заранее. В первую очередь думает: можно ли на этом зарабатывать? Просто романтиков попадается мало, потому что, когда ты закончишь истфак, то твоя реальная перспектива – быть учителем с соответствующей зарплатой. Впрочем, профессия археолога в каком–то смысле даёт возможность зарабатывать деньги. Сейчас много строек, если не в Воронежской области, то в Подмосковье. На коммерческих раскопках студент получает тысячу в день с полной кормёжкой – согласитесь, неплохо.
– А изменилась ли археология с технической точки зрения?
– От лопаток, кисточек, скальпелей и ручного труда археологи, наверное, не уйдут никогда. Но археология как наука, конечно, развивается. Сейчас она немыслима без других научных дисциплин. Найденную бронзулеточку мы отдаём химику, чтобы он определил состав этого металла, что даст возможность понять, откуда она происходит. Сейчас появляются генно–инженерные технологии. Но тут есть и другая сторона медали: эти методы очень дорогостоящие. ДНК–анализ стоит порядка 500 евро. Чтобы толком понять, что за объект, надо взять пять, а лучше десять анализов. Пока это слишком дорого для нас.
Мы – монголы?
– Какие, на ваш взгляд, самые яркие археологические находки были сделаны в Воронежской области за последнее время?
– С моей точки зрения, уникальнейших открытий было два. Первое – в 1996 году около села Олень–Колодезь, недалеко от Нововоронежа. Там раскопали два погребения времён монголо–татарского ига, рубежа XIII–XIV столетии. Обнаружили погребение мужчины, в котором лежали шлем, кольчуга, поясной набор и серебряная чаша с золотой ручкой в виде головы дракона. Включилось научное сообщество, и питерский учёный пришёл к выводу, что такие чаши принадлежали только потомкам Чингисхана, роду Чингизидов. А ведь очень долго считалось, что воронежская территория была ничейной в период XIII– XIV веков. И тут буквально за последнее время эта находка, плюс находка коллег из педуниверситета на Высокой Могиле, плюс раскопки у хутора Красный в Бобровском районе, где отыскали мечеть–мавзолей. Всё это четко показывает, что ордынский пласт в нашей области присутствовал. Хоронили выдающихся деятелей только на подчинённой им территории. Таким образом, кардинально поменялась сама концепция.
Втрое уникальное открытие было сделано в 2014 году. За зданием музея «Костёнки» нашли костно–земляное жилище, которому около 20 тыс. лет. Конечно, до нас доходят только обрывки, иногда, чтобы археолог ответил на один вопрос, нужно найти сотни предметов.
Что ждёт воронежцев на День археолога? 
Вывоз мозга. Грозит ли Воронежу утечка IT-кадров 
Археолог Сергей Андреев: о чём молчат тамбовские земли? 
"Черным археологам" - зеленый свет 
Владимир Сарапулкин: Объект станет археологическим наследием через 100 лет