Журналист, общественник, человек высокой культуры, вежливости, деликатности и порядочности. Всё это – об Иване Игнатьевиче Овсянникове, которого, к огромному сожалению, нет с нами без малого два десятка лет. Он ушёл рано, но остался в памяти навсегда. В этом году ему исполняется 90 лет.
Светлая память
Верность – это ещё одно из важнейших определений характера и жизненных принципов этого выдающегося человека. Попав в коллектив газеты «Тамбовская правда», он до последних дней работал только в этом издании, и «Литературный Тамбов» выходил как приложение к «тамбовке». Он никогда не изменял принципам, оставаясь открытым сторонником красной советской идеологии. И, конечно же, с момента встречи и до последнего вздоха крепко любил только одну женщину.
Её имя тоже хорошо известно тамбовчанам – Людмила Гавриловна Овсянникова много лет отдала работе в областной детской библиотеке, возглавляла это учреждение. Сейчас она на пенсии. В будущем году отметит юбилей, и в этот же год 90 лет исполнится Ивану Игнатьевичу.
Супруга бережно хранит архив мужа. Кабинет в их квартире, где он работал много лет, помнит хозяина, будто тот отошёл ненадолго купить стержень для авторучки. Книги, рукописи, всё на привычных местах, будто это тихая и уютная музейная комната.
Людмила Гавриловна листает альбом, мелькают чёрно-белые семейные снимки, и мы начинаем нашу беседу…
В южной барской усадьбе
– Людмила Гавриловна, пожалуйста, расскажите о себе, кем были родители.
– Вы знаете, сегодня мне было трудно уснуть. Знала, что предстоит эта беседа, готовилась, волновалась и вспоминала эпизод за эпизодом, они шли перед глазами, как киноплёнка… Моя мама – Антонина Александровна (девичья фамилия её – Попова), много лет работала патронажной медсестрой в нервно-психиатрическом диспансере под началом известного врача Агнии Моисеевны Писарницкой. Пациенты относились к маме с большим уважением и ценили её за душевное внимательное отношение к ним. Мама моя была 1910 года рождения, её не стало в 2008 году…
Она вышла замуж за Гаврилу Фёдоровича Савельева. Познакомились они в Котовске, там мама работала после окончания медучилища, а папа – на заводе. Мой отец был из рабочей семьи, 1903 года рождения, учился на рабфаке, вступил в партию. В те годы молодёжь активно выдвигали на партийную работу. И он получил назначение на должность начальника политотдела железной дороги Тамбовской области. Затем с этой работы его перевели на должность второго секретаря Ленинского райкома партии в Тамбове, а после как опытного партийного работника и человека проверенного направили в Молдавскую ССР на укрепление партийной дисциплины. Он получил направление в город Бендеры, и в товарный вагон вся наша семья погрузилась и 9 мая 1945 года отправилась в путь.
– В День Победы?
– Совершенно верно, в День Победы! Добирались очень долго на перекладных – почти месяц. Там нам предоставили старинный барский дом, в котором когда-то жил богатый румын. Я могу вспомнить эту усадьбу так точно, как будто видела её только вчера: большая территория, парадное крыльцо. Было, кажется, семь комнат, но нам столько было не нужно, мы занимали лишь несколько. У меня появились друзья, и вместе мы бродили по окрестностям, которые ещё не остыли от войны. Помню, как на окраине мы нашли разбитый немецкий самолёт.
– Вы с большим теплом вспоминаете то время?
– Я – да, это было моё детство, но мама чувствовала себя там плохо, несмотря на все условия. Она тосковала по дому, по людям, по тому укладу, к которому привыкла в Тамбове. Не знаю как, но она сумела убедить отца вернуться. Причём ему пришлось нарушить дисциплину – ведь его послали туда по партийному направлению. Поэтому, когда вернулись в Тамбов, с работой и жильём начались проблемы. Папа устроился на работу, связанную с командировками, и в одной из поездок он простыл и скончался. Это было в 1951 году, он не дожил до пятидесяти лет. Уже спустя много лет в тамбовском архиве мне удалось найти личное дело отца, где сказано о том, что он был не только почётным железнодорожником, но также орденоносцем. Там были характеристики с мест работы и отзывы, и всё это я переписала и бережно храню как память о нём.
– Что ещё вы помните о папе?
– Он был очень занят на работе, и не могу сказать, что у него хватало времени уделять мне много внимания. Но на курорты мы иногда ездили, и сохранились снимки, где он со мной купается в море. Мама любила его, тяжело переживала уход. Я так и осталась её единственной дочерью.
Сны на узбекском
– Вы продолжили учиться в Тамбове?
– Да, в четвёртый класс пошла в нашу школу № 19. Училась с удовольствием. После десятилетки уехала в Саратов: очень любила литературу и поступила в университет на филфак. Там была факультетская газета, и я стала членом редколлегии. У нас были замечательные преподаватели старой закалки. Записалась в диалектологический кружок, и два года мы ездили в Вологодскую область, чтобы записать диалекты. Это было прекрасное время, которое я часто вспоминаю. Общение со старожилами, необыкновенная природа, быт, нравы… После окончания университета в 1958 году началось распределение. Время было романтическое, все просились в разные места, на Дальний Восток и ещё куда-то. Мне предлагали остаться и работать журналистом в Саратове, но я давно определилась и мечтала поехать в Узбекистан. Меня очень манила Ферганская долина. Ещё хотелось настоящей самостоятельности, так, чтобы попробовать и проверить себя. Мама плакала, не хотела отпускать, но я всё равно поехала. Меня определили в кишлак, где прошли, пожалуй, два самых счастливых года моей жизни.
– Это была неразвитая глубинка?
– Наоборот! Там работал колхоз-миллионер. Школа – каменная, дома – тоже, асфальтовые дороги, кругом розарии – всё в цветах. Есть чайхана, магазины. Но в то же время почти никто не владел русским языком. Что вдвойне удивительно, директор школы и его жена были моими земляками – татарами из тамбовского села. Так вот совпало – вообще в моей жизни хватало разных таких вот на первый взгляд случайностей. Эта татарская семья приняла меня с распростёртыми объятиями, много расспрашивали о родной Тамбовщине. Она меня во всём поддерживала.
– Вы учили детишек русскому языку?
– Да, у них не было педагога. До меня предмет вела учительница физкультуры, сама она украинка, а замужем – за узбеком. Она знала хорошо русский и узбекский язык, и первое время меня опекала. Так вот и началось, я училась у детей узбекскому, а их – русскому. На свою зарплату покупала развивающие игры, чтобы они лучше могли освоить предмет. Стала классным руководителем, мы ставили пьесы, проводили праздники. Так постепенно я выучила язык, и сны я видела только на узбекском языке. Когда вернулась в Тамбов, замечала за собой некоторое косноязычие – настолько перестроилась.
– А почему вы всё же вернулись?
– Я не задавалась целью уехать в Узбекистан навсегда. К тому же все эти два года получала тревожные письма от мамы, где она писала, как ей тяжело и что она меня очень ждёт. И я решила вернуться. Меня не хотел отпускать директор, дети обнимали, столько было слёз… оставили мне много тёплых открыток, своих фотокарточек, я и теперь их храню. Поразила меня больше всего запись в трудовой книжке: «За самоотверженную работу по воспитанию подрастающего поколения». Обычно ведь в трудовых книжках пишут строго, сухо, а не так. В Тамбове у меня потом был такой случай: пришла на рынок и хотела купить у узбека фруктов. Ну и обратилась к нему на узбекском. Он был так удивлён, так растроган, что собрал мне целую сумку фруктов и наотрез отказался брать деньги. А мне было так неловко, что больше уж никогда так не поступала.
Инспектор с голубыми глазами
– В Тамбове вы в школе продолжили работать?
– Очень хотела, тем более мне нужно было не прервать стаж, а для этого отводился всего месяц. Но в школах мест тогда не было, и мне посоветовали пойти в библиотеку имени Пушкина. Там сказали, что места есть, но нужно заручиться поддержкой в областном управлении культуры – кадровые вопросы без них не решают. Так я и оказалась в кабинете у Анатолия Наполеоновича Лобоцкого, он тогда был заместителем начальника управления культуры. И он предложил устроиться к ним инспектором, мне поручили курировать университеты культуры. А что мне терять: месяц завершался, и чтобы не прерывать стажа, решила попробовать, и уже на другой день пришла на работу. Выделили мне стол, дали изучать бумаги по профилю… непривычно всё, совсем не то, что живая интересная работа с детьми. И вот в первый день – звонок, и требуют инспектора, то есть меня! Телефон стоял на столе другого инспектора – по клубам и домам культуры. Я помню, как встала из-за стола на ватных ногах, пошла… и в первый раз в жизни разговаривала по телефону! Да, тогда их ни у кого не было. Беру впервые в жизни скользкую трубку, внутри вся дрожу, мне задают вопрос, я слышу и не слышу, не могу ответить – нет слов. И тогда инструктор по клубам деликатно, но твёрдо забирает у меня трубку и спокойным голосом отвечает по всем пунктам за меня. Этим инструктором был Иван Игнатьевич Овсянников. Он тогда меня так выручил!
– Так вы и познакомились?
– Как сейчас помню – сидит напротив, сверлит взглядом, а глаза – голубые, не отрываются! И так целый день я просидела под его взором, боясь шелохнуться. А когда рабочее время вышло, Иван Игнатьевич пошёл меня провожать. Так было и на следующий день... Стоял тёплый конец августа, и весь коллектив областного управления культуры, который работал дружно, отправился вместе за грибами. В лесу Овсянников впервые меня поцеловал. Я была к этому непривычная, расплакалась. А 27 ноября мы поженились.
В ЗАГСе он был «своим»
– Пошли и расписались?
– Да, но и здесь история интересная. Нужно было ждать два месяца – так по закону было. Испытательный срок, время подумать, проверить чувства. В общем, строгое правило для всех. И вот мы пришли, а нас так рады видеть! Дело в том, что Овсянников приехал в Тамбов по приглашению Лобоцкого работать инспектором, но мечтал-то он быть журналистом! И обратился в газету «Комсомольское знамя».
Первым его заданием как внештатника было пойти в ЗАГС и написать о работниках и их проблемах. Он увидел, в каких обстоятельствах те работают, перезнакомился, написал проблемную статью, её опубликовали и приняли меры. Вот потому и сотрудники встретили его со мной, как родных! И сразу зарегистрировали, без ожидания двух месяцев. Так что мы и не ждали такого, не готовились даже: сразу вышли мужем и женой, а дома никто ничего не знал… Когда я стала уже много лет спустя разбирать архив, то нашла и рукопись, и газетную вырезку той статьи о ЗАГСе...
– А как новость приняла ваша мама?
– На маму Овсянников не произвёл впечатления поначалу. Она к нему относилась осторожно, хотя потом он был идеальнейшим зятем: книгу лучшую для неё достанет, мороженое купит, во всём поможет. Ни одним словом не обидит. Мне с родной матерью не удавалось быть такой обходительной, каким был он! Жить мы поначалу стали на квартире, которому нам подыскала журналист Наталия Плотникова. Коридор с керосинкой, узкая кровать: в тесноте да не в обиде. Только спустя годы Ивану Игнатьевичу дадут квартиру на Пионерской, где жили творческие люди: пишущая братия, артисты. Там жил и художник Рябинский, мы дружили семьями.
Жаждал учиться
– Каким человеком был Иван Игнатьевич?
– Есть такое прекрасное изречение – стихотворные слова Есенина о том, что большое видится на расстоянии. Когда я стала работать с архивом мужа, только тогда окончательно поняла, что жила все эти годы со святым человеком!
Я открывала для себя всё новые его стороны и удивлялась, каким же он был самородком! Подлинно народным, ведь родом он был из маленькой деревушки Старое Хмелевое. Сейчас это Белгородская, а тогда была Курская область. Деревня его – на высоте у меловых год. Домик их стоял на самой горе, и во время оккупации немцы зимой по сколькой дорожке поднялись туда только один раз – поняли, что брать у бедноты нечего. А сверху юный Ваня хорошо видел, как немцы шли, наступали по дороге, и как потом их по ней наши войска погнали назад. Из-за оккупации он не мог учиться, поэтому, хотя мы одногодки, школу он окончил позже меня.
– Он любил учиться?
– С полным самозабвением! Десятилетка была в Орлике, это такое крупное поселение, и каждый день он ходил, минуя приличное расстояние и проходя мостик через речушку. Особенно страстно он любил книги. В Орлике перечитал всю библиотеку. И с седьмого класса начал вести дневник, давал строгую оценку всему, что сделал. Этих дневников пять. Я нашла их только после его смерти. Это интереснейшее чтение! Там вся его жизнь, начиная со средней школы.
– А как Иван Игнатьевич выбрал профессию, на кого он учился?
– Он поступил в институт на библиотечный факультет, но когда пришёл на первое занятие – схватился за голову: там одни барышни, а он один такой! Любил книги, но не учёл, что факультет такой вот «девчоночий». Тут же пошёл в деканат и горячо попросился перевести его на факультет культпросветработы. А там как раз и учился Анатолий Лобоцкий, который стал его близким другом.
Забыла упомянуть, что в школьные годы к ним приехала из Ленинграда учительница. Она организовала литературный кружок и сильно повлияла на выбор жизненного пути. Ваня боготворил этого педагога до конца её дней, поддерживая связь.
– Наступивший год – юбилейный и для вас, и для Ивана Игнатьевича, его обязательно нужно отметить достойно!
– То, что мы обсудили сегодня, – это малая часть. Конечно же, об Иване Игнатьевиче можно и нужно рассказать больше, а лучше всего – написать книгу. К сожалению, многие, кто знал и дружил с ним, ушли в мир иной, но ещё есть те, кто могут вспомнить и рассказать. Я бережно храню его архив и верю, что всё, о чём писал, о чём думал и переживал Иван Игнатьевич, всё его богатое творческое наследие обязательно принесёт пользу новым поколениям.
Мнение
Валентина Дорожкина, поэт, почётный гражданин Тамбова:
«Всю жизнь Иван Игнатьевич достойно нёс звание гражданина. Его порядочность, любовь к людям, готовность в любую минуту прийти на помощь не только близкому человеку, но и незнакомому, – всё это навсегда останется в памяти и в сердце каждого, кто общался с ним и работал. Он был иногда колючим, жестковатым, когда дело касалось принципиальных вопросов, но никогда не отвечал злом на зло. Лучшие гражданские качества журналиста Овсянникова с особенной остротой и силой проявились в смутные 1990-е годы. Он не поступился своими принципами, не занял позицию «и вашим, и нашим», как это было у многих.
Мало кому известно, что Иван Игнатьевич писал ещё и стихи – не только к юбилейным датам родных, друзей и коллег, но и лирические, которые давно могли бы составить поэтический сборник. Но, будучи необыкновенно скромным человеком, он и слышать не хотел о публикации своих стихов, отмахивался: «Куда мне до профессионалов!»
Очень не хватает нам сейчас такого интересного собеседника, душевного человека, каким был Иван Игнатьевич Овсянников. И его друзья продолжают думать, что он просто уехал в длительную командировку, но незримо присутствует среди нас, – такой же активный, стремительный, скромный и добрый человек – от Бога... Да пребудет в наших душах светлая память о хорошем человеке!»
Это интересно
С 1989 по 1992 год издавалось ежеквартальное приложение к областной газете – «Литературный Тамбов». Его редактором, причём на общественных началах, был Иван Овсянников. Он подобрал в состав редколлегии творческих людей, которые стремились сделать каждый номер интересным, полезным для читателей разных возрастов. Неслучайно (по прошествии стольких лет!) номера «Литературного Тамбова» берегут как реликвию все, у кого они сохранились. В 2012 году издание было возрождено и с тех пор выходит как ежегодный альманах.
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
