АиФ: – Антон, как считаете, чем современный театр отличается от классического?
А.Т: – В наше время трудно сказать, что такое вообще классический театр. Ведь он тоже меняется. Театр времён Шекспира или Мольера – это одно, театр Станиславского – другое. Сегодня театр Станиславского считается классическим, но в своё время он был революционным.
В современном театре нет чётких границ. Раньше способы выражения были строго определены: в опере поют, в балете танцуют, в драме играют. Сейчас в драматическом спектакле могут петь, и из-за этого спектакль не станет мюзиклом, а в балете могут неожиданно заговорить. Так размываются границы. И это очень интересно, ведь это огромное поле для развития. Естественно, не все это примут, но на то оно и искусство, чтобы быть противоречивым.
– Вы и ваши коллеги решились на эксперимент и организовали в Воронеже центр «Театр Неформат». Что это за театр? Говорят, на его сцене показывают то, что другие бы просто не пропустили…
– Мы решили создать некий островок, прибежище для людей, у которых есть дерзкие идеи. Такие замыслы не примут в других театрах, потому что у каждого есть определённые правила, репертуарная политика, свой зритель. А актёру хочется развиваться, пробовать себя в разных ипостасях. Так и родился наш творческий центр, куда может прийти любой человек и предложить свою идею. При этом даже не нужно быть профессионалом.
– И были уже идеи из народа?
– Есть несколько человек, имеющих отношение к искусству, но не к театру: начинающий художник, например. Он предлагает сделать из художественной выставки некий перфоманс. Есть люди, которые занимаются вокальным искусством, но хотят попробовать себя в режиссуре.
– Как вам кажется, чего сегодня хотят зрители: классики или современности?
– Зрители пытаются создать какие-то лагеря, где одни за классику, другие за современность. Но мне кажется, что на самом деле они не отдают себе отчёта, чего хотят на самом деле. Всё это – дело настроения, и не стоит ограничить себя стереотипами. Если тебе нравится театр, то нужно смотреть многое и разное, чтобы определиться, что тебе ближе.
На грани эпатажа
– Вы готовы эпатировать публику? Например, раздеться на сцене, как это сделали на Платоновском фестивале актёры эстонского театра?
– В моём случае эпатаж может возникнуть только, если он действительно необходим, и в нём есть смысл. К сожалению, я не был на этом скандальном спектакле и не могу утверждать, оправдано ли это было в том конкретном случае. Если мысль будет требовать некоего экстрима, наверное, придётся за ней пойти. Главное – чтобы это не был эпатаж ради эпатажа.
– Как вы оцениваете театральный мир Воронежа? Что бы вы в нём изменили?
– Вопрос театральности не в том, сколько в городе театров, а в том, насколько в эту культурную среду погружён зритель. Театр у среднестатистического воронежца стоит на очень далёком месте – в лучшем случае он бывает там раз в три месяца. Да, есть заядлые театралы, которые ходят на все премьеры, но есть и такие люди, которые не знают, где находится Дом актёра. Поэтому я бы не назвал Воронеж глобально театральным городом. Нам не хватает популяризации, продвижения. В современном мире людям предлагается очень многое, и театр не должен отставать. Ведь редко кто будет искать сам, зато он будет реагировать на афишу, мимо которой проходил. Так и получается, что те люди, которые ходят мимо театра, посещают спектакли, а те, кто не бывает поблизости, не идут в театр.
Было время, когда актёры местных театров задавали моду в городе. Их имена были на устах, их узнавали на улице. И это прекрасно! Театр давал реальных живых героев, на которых можно равняться. Позже стало модно показывать, что актёры – обычные люди. С одной стороны это хорошо, но с другой – плохо. Людям всегда нужны идеалы, к которым можно стремиться. Но как говорить об идеалах, когда на спектакли ходит некая постоянная группа театралов, и люди, которые забрели туда случайно?
Рвать мясо
– Многие ли из наших актёров уезжают в столицы?
– Многие, кто уезжает в столицы, в итоге бросают искусство и начинают зарабатывать деньги. Пробиться там очень тяжело. Важен случай, иначе можно просидеть в массовке долгие годы. И тут тоже вопрос - что лучше: массовка в столице или актёрский рост в провинции?
Кроме того, там другая система. У нас здесь не надо так сильно «рвать мясо» из рук конкурентов, как там. Мы к такому просто не готовы.
– Есть ли у молодых воронежских актёров и режиссёров возможность развиваться в творческом и карьерном плане? Не ставит ли препон старшее поколение?
– Молодым режиссёрам дают ставить спектакли, но это крохи. Потому мы и создали «Театр Неформат». Как я уже говорил, у каждого театра своя репертуарная политика: в «Антрепризе» ставят комедии, в театре драмы тоже свои рамки, хотя там и бывают экспериментальные спектакли. В Камерном театре очень жёсткая идеология, там вообще «железный занавес». Как таковых ярких препон нет, но и возможностей нет тоже. Даже если у тебя есть проект, то трудно найти площадку, чтобы его реализовать.
С актёрами та же история. Когда актёр работает в одном театре, его так или иначе вгоняют в рамки – он получает роли одного спектра. Они могу быть контрастными – одна трагическая, другая комедийная, но, тем не менее, это одно амплуа. Когда мы поставили пластический спектакль в «Театре Неформат», один из участников представления раскрылся для зрителя с новой стороны. Никто понятия не имел, что он способен играть нечто подобное.
– Каким вы видите театр будущего – что будут показывать на сцене лет через десять?
– Мне кажется, что грядёт театральный подъём. Сегодня даже в кино всё чаще показывают театральные постановки, снятые на плёнку. И если в последнее время в театре стремились к минимализму, то в будущем там вернутся к большим сложным конструкциям, громоздким произведениям. Люди уже «наелись» минимализма, им хочется чего-то большего. Может, станут популярны исторические постановки. Я думаю, это будет классика в новой интерпретации.