16 января 1954 года не стало Михаила Пришвина – писателя, воспевавшего русскую природу. Читая его произведения, кажется, что он всю жизнь провел в сельском домике наедине с деревьями и птицами. Но познакомившись ближе с его биографией, открываешь для себя другого Пришвина. В юные годы он был настолько рьяным марксистом, что угодил на полгода в тюрьму за перевод книги Бабеля «Женщина и социализм». Затем стал уважаемым агрономом и автором статей о сельском хозяйстве, а Первую мировую войну прошел военным корреспондентом.
Самая неожиданная часть биографии Пришвина – его симпатии Германии и Гитлеру. Писатель всю жизнь вел дневники, и в конце 1930-х годов в них появляется все больше размышлений на эту тему. Биографы оправдывают Пришвина: в начале 1900-х он учился в Лейпцигском университете в Германии и очень полюбил немецкую культуру, а потому не мог не отзываться на первые успехи Гитлера в Европе. Правда, как только война пришла на нашу землю, точка зрения писателя начала меняться. В конце концов, гитлеризм он назвал «отравой».
«АиФ-Черноземье» публикует цитаты из дневников Пришвина о политике в годы Второй мировой войны.
11 и 12 июня 1940 года
«Немцы подошли к Сене. Мне почему-то приятно, а Разумнику (литератор Разумник Иванов – ред.) неприятно, и Ляля (вторая жена Пришвина – ред.) тоже перешла на его сторону. Разумник потому за французов (мне кажется), что они теперь против нас, как в ту войну стоял за немцев – что они были против нас (хуже нас никого нет). А Ляля потому против немцев теперь, что они победители, и ей жалко французов. Я же, как взнузданный, стоял за Гитлера. Но в сущности я стоял за Гитлера по упрямству, по чепухе какой-то. На самом деле единственное существо, за кого я стоял, – это Ляля. Я дошел в политике до этого: «за Лялю!». И мне вовсе не совестно, потому что довольно было всего – будет, пора! не за Гитлера, не за Англию, не за Америку – за одну единственную державу стою, за Валерию…
Пока немцы были в опасности и все говорили, что за Гитлера нельзя ставить карту, Ляля стояла в политике за немцев. Когда же немцы подошли к Парижу, то стала жалеть французов и одергивать меня, когда я радовался немецким победам».
2 июля 1940 года
«… почему-то тянет к Гитлеру, и я чувствую даже, как от глупости своей у меня шевелятся уши, и все-таки радуюсь его победам и даже радуюсь, что СССР теперь вступает в границы старой России».
24 августа 1940 года
«Германия идет, как один человек (так говорится, чтобы выразить силу: все как один). И этот один называется Гитлер. В этом и есть основание монархии: все как один. Напротив, основание социализма, демократии: один как все. Итак, монархия – все как один, коммунизм: каждый как все».
25 октября 1940 года
«В современности у нас думают так, что немца нам не миновать: будем ему помогать, он превратит нас в колонию, пойдем против – он расколотит и своею рукою возьмет. Евреи и все присные им ненавидят кровно Гитлера, эта ненависть наполнила половину мира от Ротшильда до русского интеллигентного нищего, женатого на еврейке. С другой стороны, другая половина стала против евреев. Такая огромная ненависть не могла бы возникнуть к маленькому народцу, если бы он не являл собой какую-то определяющую весь наш строй силу: еврей стал знаменем капитала и кумиром демократов – интернациональный человек превратился в еврея. Весь человек раскололся на две половины – арийца и семита. Мы же стоим на острие независимого от расы коммунистического человека и чуть в одну сторону – мы с евреями; чуть в другую – с арийцами».
27 Октября 1940 года
«Званый вечер: Иоаннидис, Шильдкредт, Дмитриев. Беседуя о войне всего человечества, эти ограниченные своим еврейством люди всю свою аргументацию против Гитлера сводили к примерам угнетения им евреев. Они уверены, что наша политика сведется к войне против немцев и что Гитлер погибнет в России, как Наполеон».
19 мая 1941 года
«Весь воздух насыщен страхом войны. Говорят, что евреи очень трусят. И они имеют все основания к этому, бросится ли Гитлер на нас, или мы будем дружить с немцами. Старые русаки, матерые люди, напротив, вовсе не верят в то, что мы пойдем на немцев, и всю нашу бузу считают представлением для англичан. («Не такие мы дураки!» и «погодите немного: Ирак все скажет».) Можно в горе от-ходить, спасая только себя, но можно в горе у-ходить, унося с собой все ценное, спасая его не для себя, а для всех».
24 Июня 1941 года
«Читал речь Черчилля о нападении на Россию104 Гитлера и не поверил искренности, как, наверно, у нас и никто не верит. Думаю, что Гитлер войной с Россией хочет заработать себе мир с Англией. А впрочем, как и в 1914 году, чего-то мы не знаем».
1 Июля 1941 года
«Когда-то смешные стороны немецкого национального характера теперь складываются как ненавистный образ врага. Но я становлюсь на немецкую позицию и представляю себе, как они нас презирают за бедность, беспорядок и грязь. И хочется им “утереть нос”».
11 сентября 1941 года
«…что бы ни говорили, война идет сама по себе. И характерное в этой войне, что отдельный человек вовсе даже и не знает, за кого, за что он жизнь свою отдает. И еще характерно, что у немцев и у нас отнятая у народной личности воля сконцентрировалась целиком в их вождях, по-видимому, незаменимых. Отними у англичан Черчилля и ничего: его заменят без особого ущерба делу. Отними же у немцев Гитлера, а у нас Сталина, и трудно себе представить войну без них».
27 ноября 1941 года
«Основная ошибка Гитлера была в том, что после покорения Франции он не бросился тот же час на Англию. Покорив Англию, он действительно мог бы молниеносно разбить СССР. И тогда, свив себе гнездо в СССР, он мог бы оставить оккупированные страны Европы. Вторая ошибка его была в недопонимании СССР с ориентировкой на молниеносность».
5 апреля 1942 года
«После возвращения пленных 1914–1916 гг. из Германии нужно было видеть, какое благоговение к разумной жизни германского народа распространилось в народах России. И нужно было видеть теперь в эту войну, какой отравой вливался гитлеризм, как чувство превосходства германцев перед всеми народами мира, в это благоговейно чисто детское состояние души русского человека».