Эта железнодорожная катастрофа произошла в 10 километрах от Белгорода, на станции Болховец, 80 лет тому назад, 20 марта 1937 года. Был повреждён 41 вагон, погибли четверо, и 9 человек получили ранения.
Хроника событий
18 марта 1937 года на смену белгородского участка Южной железной дороги заступают дежурный службы движения Андрющенко и диспетчер Лимаров. Из-за тяжёлого положения с продвижением поездов на станции Долбино был задержан наливной состав № 714. Когда перегон освободился, то оказалось, что на паровозе № 714 недостаточно воды, чтобы довести состав до станции Белгород. Дежурный Андрющенко, имея распоряжение о запрещении задержки наливных составов, дает указание использовать паровоз от идущего в сторону ст. Белгород состава, оставив его на ст. Наумовка. Диспетчер Лимаров выполняет указание дежурного, но решает, что целесообразнее оставить состав на ст. Болховец. Состав занимает главный путь, а идущие поезда следуют по обгонному пути и из-за его состояния сбавляют скорость до 25 км в час.
19 марта на смену заступает диспетчер Иван Стреляный и прикладывает все усилия по освобождению главного пути. Но в течение смены «выбить» резервный паровоз и убрать состав с главного пути ему так и не удается.
20 марта со ст. Основа в сторону Белгорода отправляется товарный состав № 652. Машинист Семененко получает письменное предупреждение о снижении скорости на обгоночных путях от ст. Харьков-сорт. - Белгород. Но при подъезде к ст. Болховец он не сбавляет скорость, а когда понимает, что поезд идёт по обгонному пути, применяет экстренное торможение. Происходит крушение: «вжатие следовавшего при такой скорости в составе вагона, приведшего к крушению поезда № 652».
Семейная история
В детстве отец любил «играть на скрипке»: брал палочку, становился на стул и водил ею. Ночью в дверь постучали… - Лимаров Александр Павлович? Вы арестованы! Шум разбудил трёхлетнего ребёнка, босой, он выбежал в комнату… - Папа, папа, ты куда? - Я за скрипкой, сынок…
Могло так случиться, что мой отец и дед последний раз в жизни видели друг друга, но судьба распорядилась иначе. Открытые судебные заседания по обвинению лиц, причастных к крушению 652-го поезда, проходили в саду дома Селиванова, который тогда назывался Железнодорожным. Шёл 1937 год, но суд затянулся на два месяца из-за психического расстройства главного участника дела - машиниста Семененко.
Была в этом деле ещё одна деталь: через месяц после крушения, 22 апреля, у обвиняемого Лимарова родился второй сын, и на очередное заседание моя бабушка Евгения Николаевна пришла с месячным ребёнком на руках. Сейчас трудно представить, что чувствовал мой дед, и что происходило на суде, но в объявленный короткий перерыв судья разрешил обвиняемому взять на руки новорожденного.
Но это нисколько не смягчило приговор судей, и 11 июня суд приговорил: машиниста Семененко - к 10-ти годам, диспетчера Лимарова к 8-ми, а дежурного Андрющенко - к 5-ти годам лишения свободы. Диспетчер Стреляный был оправдан.
Дело продолжается
Но история с крушением 652-го поезда на этом не окончилась. Уже 3 августа 1937 года Коллегия по транспортным делам Верховного Суда СССР отменила решение линейного суда и вернула дело на доследование. Участники катастрофы были осуждены по «статье 59-3» - «Нарушение трудовой дисциплины (правил движения и т.д.)», а в деле в духе того времени проскальзывал подтекст диверсии. Ко всей трагичности ситуации добавилась и явно запланированная чистка руководящего состава Южной железной дороги.
24 сентября 1937 г. был арестован транспортный прокурор дороги Есаулов, которому вменялось участие в троцкистской организации. А основная часть обвинения была построена на недавнем деле о крушении 652-го поезда, в котором он выступал в качестве обвинителя. Дело в том, что сразу после катастрофы на ст. Болховец к уголовной ответственности были привлечены начальник белгородского отделения дороги Девятко и его заместитель Солонина, но за подписью Есаулова эти дела были прекращены. Позже работники НКВД «выбьют» показания из Девятко и Солонины, в которых они признаются в организации диверсий на дороге и организации крушения 652-го поезда.
В конечном итоге руководство станции Белгород и транспортный прокурор попали в список лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верховного Суда СССР. 3 января 1838 года под по существу расстрельным списком поставили свои подписи Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов. А в марте 1938 года все трое были приговорены Коллегией к высшей мере наказания, и приговор был приведён в исполнение.
Но первым в деле о крушении 652-го попал под высшую меру наказания ранее оправданный диспетчер Стреляный. На него в октябре 1937 года было заведено самостоятельное дело по обвинению «во вредительстве и разложении трудовой дисциплины на транспорте, а также в антисоветской агитации». Через 20 лет, в 1957 году, когда органы КГБ будут рассматривать заявление его жены о пересмотре дела, они вызовут на допрос Лимарова, который даст показания, что его коллега был опытный и квалифицированный специалист и честный человек. Дадут признательные показания и лица, оклеветавшие его в 1937 году. Иван Григорьевич Стреляный был реабилитирован посмертно в марте 1958 года
В октябре 1940 года случилось ещё одно событие, непосредственно имевшее отношение к делу о крушении 652-го поезда. Были уволены со службы сотрудники НКВД Корсаков, Мостовой, Антипин и Черкашин, проводившие расследование этого дела. Последние трое трибуналом войск НКВД были приговорены к высшей мере наказания «за нарушение соцзаконности, выразившееся в фальсификации следственных документов по делам, которые они вели в 1937-38 годах». Позже расстрел бывшим работникам НКВД заменят на 10 лет лагерей, а военный 1943 год они встретят уже в действующей армии. Судьба Черкашина и Антипина неизвестна. Александр Мостовой принял участие в Курской битве, был ранен и скончался от ран в госпитале в августе 1943 года.
В отношении Андрющенко и Лимарова новое следственное дело было открыто в мае 1938 года. Но, как показал Лимаров в упомянутом выше деле о реабилитации Ивана Стреляного, дело это было прекращено. Только этим двум участникам громкого дела о «крушении 652-го» и удалось остаться в живых. Как такое произошло? Документальный ответ на этот вопрос лежит где-то в московских архивах, куда дело было изъято. Но устный ответ на этот вопрос в середине 1970-х дала Евгения Николаевна Лимарова.
Личное
Моей бабушке было тогда всего 28 лет. Где могла она, с двумя малолетними детьми на руках, найти силы, спасая мужа - моего деда, я не знаю, но она дошла до Наркома путей сообщения Кагановича. Не знаю я и, почему детали этой истории из всех родственников она поведала только 12-летнему внуку - автору этих строк. Она никогда не осуждала сталинскую эпоху, не клеймила работников НКВД и не держала злобы, а грустно вздыхала: «Была ежовщина».