В феврале исполнилось 100 лет со дня рождения знаменитого тамбовского собирателя и краеведа Николая Алексеевича Никифорова. А сегодня, 26 февраля, в Пушкинской библиотеке пройдёт вечер его памяти. Выступит на нём и журналист, автор–составитель книги «Вещественные доказательства Николая Алексеевича Никифорова» Евгений Писарев. Сегодня он – гость редакции «АиФ–Тамбов».
Свой человек
досье | |
---|---|
Евгений Писарев родился 24 января 1947 г. в городе Белогорске Амурской области. С 1961 г. живёт в Тамбове. Выпускник филологического факультета ТГПИ. Работал во многих региональных изданиях, с 1992 г. - собственный корреспондент «Российской газеты». Автор книг: сказки «Брусничный дождь» (1997 г., в соавторстве с Е. И. Харлановым), публицистической книги «Рада, Потьма, тьма ГУЛАГа…» (1999), «Fрикасе из топора» (2003), составитель сборников «Вещественные доказательства Николая Алексеевича Никифорова» (2004 г.), «Он вышел рано, до звезды…: Валерий Коваль и его время. Факты, размышления, воспоминания» (1998). |
Виктор Антонов, АиФ-Тамбов:– Евгений Николаевич, вы дружили с Никифоровым?
– Скорее у нас были дружеские отношения, для настоящей дружбы слишком велика была разница в возрасте, но встречались мы часто. В середине 60–х годов по его рекомендации меня приняли на работу в областной краеведческий музей, где он был своим человеком. Но в свой дом праздных посетителей Никифоров пускал неохотно: отчасти из–за тесноты своего жилища, а отчасти потому, что ревностно относился к своей коллекции. Но я удостоился чести побывать в его доме на улице Максима Горького, где он тогда жил. Поразило разнообразие и обилие диковинных вещей. Они громоздились на полках, висели на стенах. Пол был завален папками, связками газет, журналов. В комнату, где располагался крохотный кабинет Никифорова, пройти можно было только по узкому проходу – всё остальное пространство «гостиной» занимали экспонаты.
– Чему Никифоров отдавал предпочтение, что он собирал?
– Страсть к собирательству у Николая Алексеевича была всепоглощающей, это была своего рода мания, он собирал всё. Но кроме страсти был ещё и дар собирательства. Для него любой бытовой предмет становился вещественным доказательством существования эпохи, к которому принадлежал. В его коллекции, например, было собрание компасов: морских, полевых, воздушных, компасов старинных и современных, металлических и пластмассовых. Надо учесть, что быстрее всего из обихода исчезают малоценные, привычные для современника вещи. Какое–нибудь яйцо Фаберже будут хранить веками, а жестяная коробка из–под чая начала ХХ века, несмотря на её массовость, исчезнет бесследно. А ведь она может рассказать гораздо больше о своём времени, чем пресловутое яйцо Фаберже.
Контекст времени
– На ваш взгляд, чем особенно ценна коллекция Никифорова, и как сложилась её судьба?
– Она обретает значение лишь в контексте времени. Особенно в России, где в ХХ веке трагически рвалась связь поколений. Бесследно исчезали семейные коллекции, хранить фамильные реликвии становилось делом опасным; новый быт выметал из обихода редкие книги, картины, фотографии, семейные альбомы. Дневники попадали в руки случайных людей, изделия мастеров–краснодеревщиков подчас шли на растопку. Но находились энтузиасты, которые собирали и хранили весь этот «хлам». Никифоров был одним из таких озарённых людей. Шекспировскую строку «распалась связь времён» цитируют часто и бездумно. А ведь в ней не только трагедия Гамлета, но и трагедия нашего народа, разделённого революцией. Но всегда появляются связные, которые восстанавливают связь. Таким связным эпох минувших со временем нынешним и был Никифоров.
О нём сочиняли небылицы, на него строчили анонимки, сигнализировали. Мол, много о себе понимает, всех–то он знает, везде–то бывал. А он действительно водил дружбу с мировыми знаменитостями, состоял с ними в переписке. А с «отцом русского футуризма», художником и поэтом Давидом Бурлюком его связывали чуть ли не родственные отношения.
– В каком смысле «родственные»?
– С семьёй Бурлюков – Давидом и его супругой Марусей – Никифоров познакомился в конце 50–х годов. Они приехали в Москву из США, где жили после эмиграции, но посетить Тамбов Бурлюкам не разрешили. В те времена иностранцу приехать в провинциальный город даже в качестве туриста было крайне затруднительно. Встретились они в Москве, а потом состояли в переписке до кончины Бурлюка в 1967 году. Свою роль в их сближении сыграло то обстоятельство, что Давид Бурлюк несколько лет учился в тамбовской гимназии, а его отец был управляющим в имении князей Оболенских. В Америке Бурлюк собирал русский авангард начала ХХ века и видел в Никифорове не только родственную душу, но и земляка. По возрасту он годился Николаю Алексеевичу в отцы, поэтому в письмах неоднократно называл его «сын Коля». Никифоров стал обладателем множества рисунков и нескольких живописных работ Бурлюка, полным комплектом номеров журнала «Цвет и рифма», который издавал Бурлюк.
Второй раз Бурлюк приехал в Москву незадолго до смерти и почти добился разрешения посетить Тамбов, о чём сообщил Николаю Алексеевичу. И приехал бы, но ему сообщили, что Никифоров уехал в Индию. Власти действительно сделали ему предложение, от которого нельзя отказаться, и Николая Алексеевича по туристической путёвке отправили «за три моря».
– И какова дальнейшая судьба коллекции Никифорова, в частности, фонда Бурлюка?
– Незадолго до смерти Никифоров часть своей коллекции передал в частный музей Сергея Денисова, а после смерти коллекционера в 200З году к нему попал и фонд Бурлюка, и это не самый худший вариант, уготованный частным коллекциям. В 2011 году Денисов за свой счёт издал 726–страничное собрание писем Бурлюка, сохранив от забвения этот бесценный архив для исследователей русского авангарда и творчества Владимира Маяковского, который считал Бурлюка своим учителем. Материалов коллекции вполне хватит на создание в Тамбове музея Бурлюка, о чём мечтал Никифоров. Но при советской власти «порочащие связи» «отца русского футуризма» и эмигранта с Тамбовом не поддерживались, а у властей нынешних другие интересы.
Артист
– Обычно коллекционеров представляют людьми замкнутыми, нелюдимыми, осторожными. Но, судя по вашей книге о нём, Никифоров не соответствовал этому стереотипу?
– Его умение находить контакт с людьми было поразительным. Он был артистичным и остроумным рассказчиком, способным увлечь любую
аудиторию. Общение с известными людьми было его второй страстью. Скажем, приезжает в Тамбов на пике своей славы любимец публики Аркадий Райкин. И вот после спектакля Николай Алексеевич уже дружески беседует с ним в артистической уборной, и возвращается с очередным экспонатом для своей коллекции. Приезжает по туристической путёвке в Финляндию – и почти запросто встречается с тогдашним президентом страны Урхо Калева Кекконеном. Большая дружба связывала Никифоровым с художником Георгием Карловым, который часто бывал в Тамбове. Он обладал феноменальной особенностью – мог рисовать обеими руками одновременно две разные фигуры. Художник сделал множество шаржированных портретов коллекционера, которые частично вошли в первую книжку Никифорова «Поиски и находки». Частым гостем в его доме был и московский поэт, «странный человек» Николай Глазков. Современникам Глазков запомнился по фильму Андрея Тарковского «Андрей Рублёв», где поэт сыграл эпизодическую роль «летающего мужика» с его знаменитым: «Летю!». Сейчас Глазков по праву считается одним из самых оригинальных русских поэтов ХХ века. Именно он ввёл в оборот слово «самсебяиздат», которое впоследствии сократилось до «самиздата» и определило целое общественное явление. И таких «экспонатов» в его коллекции имён множество.