Блокада Ленинграда – одна из самых героических и трагических страниц в истории России. При обороне северной столицы погибли два миллиона советских бойцов. Блокада длилась 900 суток, с сентября 1941–го по 27 января 1944 года. В этом году отмечается 70–я годовщина снятия блокады Ленинграда.
О том, как обороняли город на Неве, рассказывает сын ветерана Великой Отечественной войны Галины Смирновой, проживающей в Белгороде в посёлке для ветеранов.
Оперировали под артобстрелами
Моя мама, Галина Михайловна Смирнова, родилась 16 февраля 1921 года в Костромской области. До июня 1941–го она успела поработать медсестрой. Когда грянула война, она пешком прошла 40 километров до райцентра, где находился военкомат. По повестке на фронт опаздывать было нельзя. Её направили в 259–й медико–санитарный батальон 118–й дивизии, которая в начале войны участвовала в обороне Ленинграда. На фронте она была старшей хирургической сестрой.
Мама делилась воспоминаниями о тех годах. О том, как жили они в палатках, утеплённых изнутри ватными одеялами, как топили «буржуйки». Спасались, как могли, и от холода, и от артобстрелов. Медсанбат находился рядом с передовой, поэтому часто немцы подбирались близко и обстреливали их из миномётов.
– Из боёв раненых приносили сразу в операционную, – вспоминает Галина Михайловна. – Наркоза иногда не было, и раненых в полусознательном состоянии приходилось оперировать. «Летели» руки, ноги, пальцы, приходилось и самим терпеть вопли и стоны раненых. В течение всей блокады фашисты методично нас обстреливали. Один раз я бежала через полянку, и фашистский лётчик снизился так сильно, что я даже разглядела его лицо. Он из пулемёта по мне стал стрелять, но я успела убежать в лесок. В операционной же работа не останавливалась и под артобстрелами, и под авиабомбёжкой.
По 20 суток без продовольствия
В Ораниенбауме участок фронта выходил к «дороге жизни», по которой доставлялись продукты, снаряды, шло пополнение в осаждённый город. По ней же из Ленинграда везли в тыл детей и раненых.
Приходилось маме и наших солдат приносить на себе с поля боя, и в карауле стоять и в жару, и на морозе. Иногда вообще не было продовольствия по двадцать суток. Сухарик, смазанный сверху горчицей, – вот на вест день вся еда.
В боях под городом Нарвой из 10 тысяч бойцов осталось 286. Оставшихся марш–броском направили под Ленинград, потом на оборону Ораниенбаума. Иногда по двое, трое суток медики не спали – так много было раненых, которых надо было спасать.
Однажды от взрыва снаряда, взорвавшегося рядом, маму отбросила в сторону, хирургу в сонную артерию на шее попал маленький осколок. Превозмогая боль в голове от контузии, она подползла к нему и пальцами пережала артерию, начала звать на помощь, но прибежавшие ничего сделать не смогли – пять минут, и «душа врача улетела».
– Помню, после очередной поставки продуктов нам выдали гречку, – рассказывает она. – Втроём мы разожгли в лесу небольшой костёр, сделали две «вилочки», на перекладину повесили котелок. Внезапно немцы начали обстрел из миномёта. Каша была уже почти готова, жалко было её бросать! От костра никто не ушёл. И тут один из снарядов попал прямо в котелок. За секунду в голове мелькнуло: «Господи, пронеси!» Мина, оборвав котелок, вместе с ним брякнулась в костёр. Что делать? Мы потихоньку вытащили мину за оперение, быстро отбежали в сторону. Не пропала и каша. А обстрел резко закончился – видно, наши бойцы быстро ликвидировали прорвавшихся немцев. Вот так, волею судеб, мы остались живы.
Американский «ястребок»
Иногда заставляли рыть в земле «щели» – узкие окопы, чтобы прятаться от осколков снарядов. Один из санитаров под поваленной сосной вырыл такую «щель». Когда начался артобстрел, он бросился в это укрытие, но вновь прибывший старший лейтенант его вытащил оттуда за ноги и залез в укрытие сам. Санитар отбежал и спрятался за сосной. В тот же момент прямым попаданием мины лейтенанта разорвало на части. Солдат перекрестился. Всё это мама наблюдала своими глазами.
Было и другое. Три «мессершмитта» стали расстреливать советских бойцов. Из облаков появился наш «ястребок» – один против троих. Сразу сбил одного «мессера», потом второго, но третьему удалось зайти сзади и подбить машину нашего лётчика. Он выпрыгнул на парашюте и стал спускаться прямо в нейтральную зону между окопами. Наши солдаты ринулись выручать своего. Раненого доставили в санчасть. Выхаживать бойца поручили Галине, трое суток она не отходила от раненого лётчика, отдала герою свою кровь. Когда он пришёл в себя и заговорил, оказалось, что он – американец. По–русски изъяснялся очень плохо, но с Галиной как–то умудрялся общаться. А когда выписался, подарил своей спасительнице обручальное кольцо. Но судьба так распорядилась, что больше медсестра и лётчик не встретились.
После разгрома фашистов под Ленинградом и снятия блокады 27 января 1944 года батальон, где служила Галина Михайловна, направили в Прибалтику, потом он дошёл до Румынии. В Румынии мама познакомилась с моим будущим отцом Пилипенко Дмитрием Афанасьевичем.
У фронтовой медсестры много наград – орден Отечественной войны, две медали «За боевые заслуги», медали «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией» и другие.
Навсегда мне запомнилась поездка с мамой на встречу фронтовиков, оборонявших Ленинград, в Ораниенбаум (сейчас это город Ломоносов) в 1980 году. Многие участники встречи подходили к маме, целовали ей руки и благодарили за спасение жизни. А один из ветеранов попросил: «Галина, скажите тост!». Она, недолго думая, произнесла: «Давайте выпьем за тех, кто умирал на снегу…»
Война продолжается: Что было до и после Великой Победы 
Бесстрашная Ксения. Ей было всего восемнадцать 
Геноцид 42-го. Как фашисткие оккупанты расправлялись с мирными воронежцами 
Это надо живым! 
Огненные вёрсты героя: Дорогой отца прошёл его сын