«Есть ощущение, что сегодня некая сила пытается переформатировать человека: изменить его сознание, обнулить историческую память. Но если мы откажемся от своего прошлого, то просто перестанем быть людьми», — считает этнограф Алексей Пискулин. Уже несколько лет он живёт в Ельце, изучает его историю, культуру. И считает, что именно здесь настоящая Россия.
В плену стереотипов
Екатерина Деревяшкина, «АиФ-Черноземье»: Алексей Анатольевич, почему вы покинули Санкт-Петербург и переехали жить в Елец? Ведь обычно происходит наоборот: жители малых городов перебираются в мегаполисы.
Алексей Пискулин: Здесь мои корни. Все мои предки с конца XVI века, со времён царя Фёдора Иоанновича, жили и служили в Ельце. Сохранились и документы 1592-1594 годы, это подтверждающие. Я всегда чувствовал эту связь и воспринимал Елец как свой родной город. Хотя родился и вырос в Петербурге, там окончил школу, получил высшее образование, начал профессиональную деятельность. Но Питер (задумывается)… он другой. Одно дело — приехать туда как турист и совсем другое — там жить. Помните фильм «Брат»? В нём очень точно передана атмосфера Петербурга: это суровый пролетарский город.
— А как бы вы охарактеризовали Елец?
— Елец — очень европейский город, хотя и исконно русский. Об этом писал ещё Константин Паустовский. Но здесь нет никакого противоречия. И в этнографическом, и в антропологическом плане мы, русские, — классические европеоиды. Более того, какие-то архаические элементы древней европейской культуры у нас сохранились даже лучше, чем у иных народов Западной Европы. А неустроенность нашего быта объясняется трагическими событиями истории, вековой борьбой с волнами нашествий: некогда нам было улицы с мылом мыть, надо было земли защищать. И это она как раз таки наносная. А в Ельце мы, русские, — настоящие. Здесь, как ни в каком другом городе, особенно чувствуется история, традиции, знания о которых мы, к сожалению, сегодня в значительной мере утратили. Когда я поступил в Петербургский университет, завкафедрой, известный учёный Александр Гадло меня спросил: какой народ России самый малоизученный? Я ответил: наверное, какой-то малочисленный. На что он сказал: нет, Алексей, самый малоизученный народ России — русские. И он был прав. О себе самих мы знаем не так много, находясь одновременно в плену ложных и вредных стереотипов. Например, нам часто говорят: мы, русские, должны учиться демократии у иностранцев, дескать, сами мы без «твёрдой руки» ничего не можем.
— Разве это не так? Мы же часто и сами говорим, что хотим твёрдой руки, добавляя, что «с нами иначе нельзя».
— Вот это как раз от незнания и малокультурности. А если мы обратимся к истории, то увидим, что наш народ всегда был склонен к народовластию. Яркий тому пример — вече — серьёзный демократический институт, который сохранялся на Руси вплоть до XV в. Или казачий круг, когда каждая станица управлялась советом казаков, — вот вам ещё один инструмент народоправия.
— А как же крепостное право?
— Крестьяне Русского Севера вообще не знали, что это такое. А другие хоть и жили в рамках крепостного права, свои внутренние вопросы решали на крестьянском сходе. И, кстати, крепостное право пришло к нам именно из Европы — из Речи Посполитой. Так что западный человек при внешней свободе больше склонен к подчинению.
Сохранить «лицо»
— Вы сказали, елецкая земля «дышит» историей. Но есть мнение, что город постепенно теряет своё лицо.
— Это так, и это печально. Какие-то памятники истории и культуры уже исчезли, какие-то находятся на грани исчезновения. Например, католический костёл, протестантская кирха — новые владельцы зданий изменили их облик до неузнаваемости. Старинные парки и сады вырубаются, деревянные дома сносятся, обиваются сайдингом. А ведь многие из них, построенные из мощных дубовых брёвен, украшенные изящной резьбой, представляют собой прекрасные образцы русской архитектуры XVIII, XIX, XX вв. Елец — такой же заповедник русского деревянного зодчества, как и Кижи. Только тот на севере, а этот — на юге. И не сохранять его — самое настоящее преступление.
Причём важно сохранять не просто сами памятники, но и среду вокруг них. Представьте себе старинный храм в окружении панельных пятиэтажек. Или ещё один печальный пример — музей Бунина в Ельце. Ещё несколько лет назад его окружали исторические постройки. Сегодня они уничтожены, и очарование уникального места во многом утеряно.
— Можно ли эти процессы остановить, или они необратимы?
— Можно, но для этого недостаточно одной доброй воли жителей Ельца, которая, кстати, присутствует. Мы часто склонны недооценивать народ, говоря, что ему всё безразлично. Это не так. Чем больше я здесь живу, тем больше убеждаюсь, что коренные ельчане стараются сохранять исконность и самобытность своего города. Но необходимо, чтобы и власть прилагала какие-то усилия. Елец официально имеет статус исторического города, и он имеет право на заботу со стороны государства. Тем более у нас активно развивается туризм: люди едут со всей России не для того, чтобы пожить в гостинице или поесть в кафе, а чтобы побродить по старинным елецким улочкам, посетить уникальные места. Я за то, чтобы всем объединиться, понять, каким сокровищем мы обладаем, и сделать всё, чтобы его сохранить.
Зачем «чередить»?
— Ещё Сергей Капица говорил: вопрос развития культуры — это вопрос будущего страны. Но развивать что-то проще, опираясь на традиции. А есть ли нам на что опираться — сохранились ли до наших дней какие-то древние обычаи, обряды?
— Когда я вместе со студентами начал собирать этнографический материал, то оказалось, что именно здесь сохранились древнейшие пласты славянской традиционной культуры. Это настоящий заповедник обычаев, преданий, обрядов. Один из таких обрядов наблюдал ещё Иван Бунин в своём имении Озерки: вечером под Рождество люди в честь предков разжигали костры из соломы. В народе говорили: «Чтобы покойники погрелись». Этот обряд ещё я застал. А в ночь на Петров день (12 июля — Ред.) было положено «чередить». Молодые люди разрисовывали лица, украшали себя ветвями и выходили на улицы пугать прохожих. Предполагалось, что с помощью шума и криков можно отогнать от села нечистую силу. Такие ритуальные бесчинства — отголоски древнейшего обрядового действа, связанного с почитанием солнца. И они дожили до наши дней.
— Выходит, народная культура ещё жива?
— К великому сожалению, она забывается. Те, кому сейчас 30 лет, ещё жили в пространстве народной культуры, а те, кому 17, уже живут в пространстве другой культуры — интернета. И ещё я заметил такую закономерность: забывается народная культура, слабеет и православие. Когда люди соблюдали традиции, многие из которых имеют языческие корни, они чаще ходили в церковь, считали себя верующими, а когда они перестали это делать, то и вера ослабла, атеистов стало больше. Сейчас вообще сложные времена: весь мир, не только Россия, переживает колоссальную ломку прежнего уклада. Мы — на распутье. И каждый должен сам выбирать, как ему поступить: отказаться от своей истории, традиций или даже в век глобализации постараться всё сохранить.
— Но как? Наряжаться в сарафаны и вечером с прялкой в руках петь народные песни?
— Вовсе не обязательно. Я, например, рассказываю людям о Ельце, пишу о нём книги. Точно так же каждый на своём месте может делать многое и для своего города, и для своего народа. Да хотя бы соблюдать праздничные традиции. На Рождество Богородицы навещать родственников, как это делали наши предки, на Покров играть свадьбы, а на Троицу ходить в лес на пикник. Главное, что жить в рамках народной культуры приятно и интересно. Гораздо интереснее, чем проводить время за телевизором и сидя в Интернете.