Частый гость Платоновского фестиваля искусств Антон Адасинский привез в Воронеж свой моноспектакль «Последний клоун на земле». Это смесь физического театра с пантомимой, танцем, клоунадой, в центре которой – фигура артиста, отдающего всего себя на потребу публике. Перед спектаклем режиссер и актер рассказал журналистам о том, почему он не ходит в театры и откуда черпает поводы для оптимизма.
«Смех - это моя форма щита»
Ирина Евсюкова, «АиФ-Черноземье»: Антон, что для вас сложнее – организовать масштабную постановку с труппой или поставить моноспектакль?
Антон Адасинский: Моноспектакль ставить сложнее, ведь ты сам за все отвечаешь и все время находишься на сцене. С другой стороны, ты ни с кем не советуешься, не общаешься. Я считаю, что я вырос как артист, мне трудно найти партнера, с кем я был бы равен на сцене. Такие люди есть, но они далеко. Конечно, я буду делать что-то и с компанией. Мне нравится работать с людьми на сцене, одному бывает скучновато. Хотя я уже пристрастился к этой одинокой жизни, у меня есть еще одна сольная работа, называется «Среди меня».
- В спектакле «Последний клоун на земле» вы призываете запретить людям жить без смеха. Откуда черпать поводы для смеха в наше непростое время?
- Чем хуже все вокруг, тем больше я ржу. Когда читаешь какие-нибудь указы о том, как надо организовывать театральное действие, это юмор запредельный. Смех – штука загадочная. Толчки живота с выталкиванием воздуха через рот и особым формированием гортани одинаковы и для смеха, и для плача. Рыдание и хохот имеют одинаковый физический импульс и разные эмоциональные посылы. Я смеюсь не только потому, что у меня хорошее настроение. Я так защищаюсь, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать. Это моя форма щита. Телевидение, интернет и все остальное формирует из нас тяжелых людей. Раньше, как только что-то плохое происходило наверху, тут же выходил анекдот об этом. Сейчас нет анекдотов, потому что персонажи неинтересные наверху.
- Почему в цирке сегодня так много несмешных клоунов?
- Бездарные, что делать. (Смеется) Клоунаде никто не учит - это форма жизни. Везде: за столом, в компании, с бутылкой, в поезде, - ты должен быть зажигалкой. В любом состоянии. А сегодня есть профессионалы, которые сидят тихо в жизни, а потом выходят на сцену и создают номера. Но у нас же есть хорошие клоуны, нужно о них помнить, хоть их и нет в живых. У клоуна раздолбайская жизнь, это же сжигание самого себя. Это бесконечная пьянка, переворот мира вверх ногами. Клоуны показывают, что стол может быть меньше стула, что необязательно постоянно надевать одинаковые шнурки. Задача клоуна – в мелочах изменять мир. Хватит правил, мы же все по уши в правилах и законах.
«Я в театры не хожу»
- В спектакле «Последний клоун за земле» в каком-то смысле речь идет о самопожертвовании. Что значит самопожертвование для артиста?
- Я все перетанцевал в своей жизни, начинал с Кировского балета, учился в Японии буто, танцевал модерны, контемпы, польки, гопаки, бальные танцы, даже грузинский фольклор – чуть все пальцы себе не переломал. Много занимался театром, изучал системы актерского мастерства, ведь даже хорошему танцору нельзя работать на сцене и не перевоплощаться. В конце концов, я понял простую вещь. Раньше в зале были люди более открытые. Они приходили с авоськами проблем, ставили их и «поедали» нас. Мы просто купались в общем бассейне чувств, а сейчас бывает просто не пробиться через эту стену из 500 людей. Люди загружены своими делами. Стало тяжелее, требуется больше душевных усилий, и отдачи стало меньше. Бывает, что после спектакля ты просто лежишь пластом. Поэтому слово «самопожертвование» стало для меня актуальным.
- Вы часто говорите, что ограждаете себя от лишней информации. Почему так?
- Напряжение полей вокруг немереное. Оно уже никем не контролируется. Вы не пробовали жить на первом этаже? Раньше было много квартир на первом этаже, теперь все съехали. Нереально лежать горизонтально в кровати, когда мимо тебя вертикально несутся сумасшедшие. На нас всех уже можно крест ставить, мы загружены этим. Но есть дети, и их тоже начинают грузить. Моим сыновьям сейчас шесть лет. Они приходят в парк Горького в Питере и видят двух «синюшников», которые предлагают детям покататься на электрических машинках. Они вроде хотят покататься, но ощущают эти вибрации, внутренне напрягаются, понимая, что кормят алкоголиков. Как можете, прилагайте усилия, чтобы оградить детей от этого: от ящика, от рекламы вокруг, от радио в такси. Эти силы сильнее, они больше. Дома еще можно все повырубать, но на улице – БАМ! – тебя накрывает. Прихожу в садик, телевизор орет в центре столовой, а дети кушают сидят. Я говорю: «Может, уберем эти новости?» Пришлось заплатить, чтобы телек «сломался». Анекдот!
Я в театры не хожу. Не могу. Как приду, так облом какой-то. Все сидят, всем плохо, кто-то телефончик ласкает. В одном театре скучно, в другом мат-перемат, в третий приходишь – там кровищей мажутся. Не понимаю ничего.
- Это только в России так? За границей вы ходите в театр?
- За границей нет театра. Там все хорошо. Там есть молотки, инструменты, башенные краны, технические институты, гарантия государства, отличная медицина, здоровый образ жизни, оливковое масло. А театра там никакого. Два-три имени только можно назвать. В Азии есть – в Китае, Японии, Корее - замечательные танцевальные группы с очень сильным погружением. В Польше и Чехии все в порядке с театром. В Англии очень сильный разговорный театр – standup comedy. Актеры говорят о политике, о сегодняшнем дне, об актуальных вещах. Это клоунада. А в Европе, где я живу, все в порядке и без театра. Я там делаю спектакли, но никто даже не понимает, что я делаю. Ходят, хлопают, им страшно все это нравится. Они видят качество работы, а какие-то душевные порывы не ценят.
- В 2015 году вы и Кирилл Серебренников планировали провести фестиваль театра DEREVO. Что стало с этими планами после истории с «Седьмой студией», и общаетесь ли вы с Кириллом?
- С Кириллом я не могу общаться, потому что делать это можно, только передавая записки через адвоката. Показать все, что мы делали в России, в одном фестивале – это мечта. Я хотел бы привезти 5-6 спектаклей, показать «Однажды», «Острова» и другие вещи. Мне кажется, это проще в Воронеже даже сделать. Подарить праздник городу. Хорошая мысль! Деньги дадите?
В воронежском музее открылись две контрастные выставки Платоновфеста 
Сон или правда? На Платоновском фестивале в Воронеже оживили картины Дали 
Актер Юрий Смышников: «Я волнуюсь перед каждым выходом на сцену»