Люди покидают родину, оставляя войне всё: дома, имущество, надежды на мир, самых близких людей. Многие едут в «братскую Россию» лишь за одним – уберечь детей от тех ужасов, что несёт в себе человеческая ненависть. Едут с расчётом на то, что здесь их если и не встретят с распростёртыми объятиями, то хотя бы приютят. Власти на местах стараются не ударить лицом в грязь. Но не все. Анну Рудич из Донецкой области с двумя детьми на руках в Ливенском районе буквально выставили на улицу. Не простые люди, а чиновники, не захотевшие напрягаться и «решившие» проблему в своём излюбленном, цинично–бюрократическом стиле.
Неудобное правило
– Я увидела их около девяти часов утра 6 августа. Уставшая девушка, на руках малыш, рядом ещё один ребёнок постарше, сидят прямо на сумках напротив нашей администрации, под ёлочками. В глазах грусть, а на устах единственная фраза: «Помогите хоть чем–нибудь», – вспоминает замглавы администрации Орловского района Ирина Пашкова по пути в деревню Спасское, куда мы едем на встречу с Анной.
В дороге телефон Ирины Викторовны разрывается от звонков. Коллеги и подчинённые интересуются: сколько подушек надо, чего не хватает, – проблемами беженцев сейчас обеспокоены все. В Спасском расположен бывший дом ветеранов, где организован пункт временного пребывания переселенцев. 34 человека – при норме 30. Но деваться некуда, как говорит Пашкова: «Не могу же я оставить людей на улице».
А я думаю, как же было бы хорошо, если б все «слуги народа» так считали. Ещё лучше – взяли за правило. Однако нередко всё происходит с точностью до наоборот. И случай в Ливенском районе тому подтверждение.
– У нас, конечно, есть «корпоративная этика», но здесь… Я не знаю, как можно было так поступить? Они же видели, что девушка с двумя детьми, знали, что нужно готовить места… – рассуждает вслух Пашкова.
В этот момент наш автомобиль останавливается возле деревянного забора, из–за которого слышен задорный детский смех. Здесь нечто наподобие школьного лагеря, разве что половине обитателей уже давно за 20. Есть люди и более старшего возраста.
Все беженцы живут в двух одноэтажных корпусах. На территории пункта имеются детская площадка с горкой песка посередине, лавочки, место для курения и девушка–полицейский, ставшая для «местных» уже своим человеком. Практически каждый день сюда наведываются специалисты различных ведомств: МЧС, УФМС, соцзащиты, службы занятости.
Скитания по глубинке
Анне Рудич 23 года. До того как приехала в Орёл, вместе с гражданским мужем Игорем и двумя детишками – Ромой (7 лет) и Юрой (2,5 годика), жила в городе Моспино Донецкой области. В начале июля туда вошли ополченцы ДНР и сказали: у вас есть три дня, чтобы вывезти детей. В это время в соседнем Иловайске уже шли бои.
– Нам ничего не оставалось, как собрать самые необходимые вещи и двинуться в путь, – рассказывает девушка.
С пересечением границы особых проблем не было. Семья выехала из страны на поезде. Единственная сложность: за то, чтобы пропустили мужа, пришлось заплатить. А вот брату Анны повезло меньше. Пограничники не выпустили его даже за деньги: мол, возраст призывной, выезд запрещён.
– Решили ехать в Орловскую область, так как у Игоря в Дмитровске были родственники. Но оказалось, что они уже давно умерли, – вспоминает Анна. – Тем не менее новые хозяева нас приютили. Мы прожили у них пять дней, а потом перебрались в деревню в Сосковском районе. Председатель поселил нас в школьном общежитии, откуда спустя две недели мы поехали в Орёл, в УФМС.
С этого момента, собственно, и начинаются все беды молодой семьи на орловской земле. Сначала в миграционке их почему–то снова решили отправить в Сосковский район, но уже другую деревню – Прилепы. Обещали приемлемые условия, ведь с беженцами двое малолетних детей, но на поверку оказалось, что привезли их, как выражается Аня, «в курятник».
– В доме не на что было даже присесть. Мы попросились обратно, в прежнюю деревню. Нас снова привозят в УФМС, там сотрудница аппарата по защите прав ребёнка выбирает для нас место в Ливенском районе. Так мы оказываемся в деревне Успенское. Здесь хозяин двухэтажного дома, с которым, как я поняла, договорились, выделил нам целый этаж, – вспоминает Анна.
Но обжиться молодая семья толком не успела. Быть иждивенцами и обременять хозяина стыдно. Понятно, что и ему прокормить четырёх человек, а также обуть–одеть детей затруднительно. Что делать? Работы нет, чиновники не наведываются. Словом, на беженцев «забили». Тогда Анна решила сама найти сельскую администрацию. Случайно наткнулась на чиновницу, направлявшуюся на обед. Светловолосая дама лет сорока была сильно удивлена, когда узнала, что в деревне остановилась семья из Украины. Через некоторое время женщина, очевидно, наведя справки, приехала в дом, где остановились беженцы, привезла с собой детское питание и памперсы. Анна и Игорь успокоились: вроде бы всё стало налаживаться. Но не тут–то было! Спустя пару дней чиновники заявились вновь.
– На этот раз нам дали понять, что мы здесь нежеланные гости. Дескать, в этом доме мы дольше оставаться не можем, а больше нас селить негде. И попросили написать бумагу, что мы отказываемся проживать в этом районе, – говорит Анна.
Более того, не подкованную в правовых вопросах девушку убедили подписать ещё несколько бумаг, в том числе отказ от медосмотра и регистрации. «Как я могу отказаться от того, что нам и не предлагали?», – поинтересовалась тогда Анна, на что чиновница ответила: «Не обращайте внимания, это пустая формальность». И, получив необходимые для личной подстраховки подписи, власть испарилась. Живите, как хотите. Вы уже не наша проблема.
В итоге, как это всегда бывает, «пустая формальность» сыграла с украинской четой злую шутку. В УФМС их уже не захотели слушать. По словам Анны, в управлении им лишь объяснили, что заниматься «отказниками» никто не будет, припомнив те самые «формальные» бумаги. Так беженцы оказались на улице. В тридцатиградусную жару, под палящим солнцем, они сели подпирать стены заправки, расположенной рядом с миграционной службой. И, наверное, так бы и сидели, голодные и измученные, если бы не жалость девушки по имени Кристина, работающей на заправке кассиром.
– Она подошла к нам и, узнав в чём дело, тут же пригласила нас домой, – говорит Анна.
В доме Кристины к беженцам отнеслись с особенной заботой. Накормили, позволили помыться, предоставили ночлег. Потом предложили обратиться в администрацию Орловского района.
А дальше вы всё уже знаете. Утро. Ёлки. У Анны на руках маленький Юрочка, рядом муж Игорь и ещё один сынишка Рома.
Жизнь сначала
Семья Рудич – это не какие–то иждивенцы, прибывшие сюда, чтобы получить максимальные преференции, пользуясь статусом беженцев. Они прекрасно понимают своё положение и готовы делать всё, чтобы снискать расположение приютившей их страны. Как говорит Анна, сейчас они ждут, когда закончится волокита с оформлением временного проживания и получением разрешения на работу. И пусть даже со своей специальностью (машинист насосных установок, обогащения и брекетирования) девушке не удастся найти работу, она готова пробовать себя в других отраслях. Что касается Игоря, то с его профессией – водитель первого класса – проблем вообще не будет.
– Сейчас он подрабатывает, где придётся. Но ему уже пообещали, что как только получит разрешение, сразу же будет постоянная работа по специальности, – объясняет Анна.
Впрочем, они ещё не теряют надежду вернуться домой, ведь там они оставили всё.
– Мы сами ещё ничего не знаем, что будет завтра, если честно. Судьба распорядилась так, что нам ничего не остаётся, как принять её условия и начать жить сначала, – вздыхает собеседница...
Мы прощаемся, Анна отправляется к детям, а я возвращаюсь в Орёл. В дороге становится известно, что Орловщина приняла ещё более 300 беженцев.
Девочка, спасшая из огня малышей, рассказала о равнодушии соседей 
Липчане возвращаются на Родину 
Проявите деликатность. Беженцы с Украины обустраиваются на Тамбовщине 
Спасаясь от войны беженцы с Украины едут в Липецк 
Ляльки по люлькам