Наталья Старосельская, известный российский театральный критик, шеф-редактор журнала "Страстной бульвар" и главный редактор журнала "Иные берега", автор книг о Наталье Гундаревой, Викторе Авилове, Георгии Товстоногове, участвует в работе конкурсного жюри на Рыбаковском фестивале в Тамбове во второй раз.
Даже в среде именитых критиков, которые - уже традиционно - собираются на актёрский фестиваль в Тамбове, она выделяется тем, что не боится открытого диалога, не боится говорить актёрам и режиссёрам нужные, а порой и нелицеприятные вещи. Собственно, с этого и начинаем разговор, на который, при очевидном цейтноте, согласилась Наталья Давидовна.
Актёрские фестивали очень нужны сегодняшнему театру
- Это ведь второй ваш рыбаковский фестиваль? Есть, что с чем сравнить, есть возможность проследить наметившиеся тенденции, выстроить те или иные прогнозы? Позвольте полюбопытствовать: на ваш взгляд, насколько важен и насколько нужен этот фестиваль? Жизнеспособен ли он?
- Вы знаете, дело в том, что, конечно, количество фестивалей в России зашкаливает. Но, фактически, у нас всего два актёрских фестиваля. Это рыбаковский фестиваль у вас в Тамбове и фестиваль имени Михаила Щепкина в Белгороде. Именно эти фестивали будут востребованными всегда. Потому что очень часто мы воздаём должное режиссёрам, сценографам, сценаристам, самим спектаклям, даже композиторам, и очень часто забываем про актёров. А актёров в нашей стране - замечательных, талантливых - огромное количество. Вот , в какой город ни попадёшь - может быть плохой спектакль, может быть нулевая режиссура, но яркие, запоминающиеся актёры будут обязательно; они, вопреки всем неурядицам, будут блистать на сцене. И поэтому, конечно, фестиваль имени Николая Рыбакова - очень важный фестиваль.
- Вас, по определению, трудно чем-то удивить в театральном мире, потому что нет, наверное, в России театра, о котором у Вас не сложилось своё представление. И всё-таки: свершились ли у Вас какие-либо открытия на этом фестивале?
- Да. Вы знаете, я когда-то очень любила режиссёра Аркадия Каца, который тогда работал в Риге - у него был изумительный театр. Но я уже давно не жду от него никаких откровений и потрясений. И вот спектакль "Я, бабушка, Илико и Илларион" стал для меня настоящим откровением. Кларину Шадько я знаю сто лет: она изумительная актриса, она может играть всё на свете. Но вся эта выстроенность, также как работа в спектакле художника Татьяны Швец, которая работает с Аркадием ещё с рижских времён, вот эта роскошная сценография - для меня всё это было истинным удивлением. Очень радостным удивлением.
Не позволять себе лукавить
- Может быть, немного дерзкий вопрос. Вы позволяете себе на заседаниях жюри говорить то, что на самом деле думаете? Это часть имиджа именитого театрального критика или же характер?
- Я считаю, что, в первую очередь, это абсолютно необходимая часть профессии. Потому что без искренности и честности наша профессия - а уже сегодня у профессии театрального критика ни малейшего престижа нет - она никому, в общем-то, всерьёз нынче не нужна, - просто несостоятельна. Если позволять себе лукавить, если позволять себе как-то, раздавая "всем сёстрам по серьгам", выходить из создавшейся ситуации, ну это уже будет совсем идиотизм. Тогда зачем это всё?
Ну и, безусловно, это - черта характера. Я всегда считала: если я жду каких-либо неприятностей, значит, я должна выйти им навстречу. Я их должна встретить первая. Даже в том, что касается выступлений на утренних обсуждениях спектаклей, проявляются характерные для меня стереотипы. Когда меня мои коллеги дорогие выталкивают первой выступать, - а я ненавижу выступать первой - то же самое получается: я делаю глубокий вдох и, какие бы неприятные вещи я ни должна была сказать, я их говорю. Я знаю, что не имею права лишь на одно: я не имею права на хамство. Я не имею права оскорблять, унижать. Но сказать то, что я действительно думаю и ощущаю, очень надеясь в глубине души, что это принесёт театру пользу, считаю необходимым. И по этическим, и по профессиональным соображениям.
Что можно сказать на 60 строчках?
- Наталья Давидовна, а что случилось с самой профессией театрального критика? Сегодня ведь кризис жанра очевиден?
- Вы знаете, он очевиден, вероятно, потому, что исчезло пространство для проявления этого жанра. Когда был полноценный серьёзный журнал "Театр", я возрождённый ныне журнал таковым не считаю, когда был совершенно другим журнал "Театральная жизнь" (сейчас он, на мой взгляд, буклет разных театров), когда в газетах отводили место под театральные рецензии, тогда можно было говорить о состоянии профессии критика. Сегодня, к примеру, есть одна газета - я не буду её называть - но когда я, очень редко, сама звоню туда и говорю, что мне очень бы хотелось написать о чём-то, мне отвечают: "Да ради бога! Мы будем только счастливы". И тут же добавляют: "60 строчек". Дальше выстраивается примерно такой диалог:
- Простите, в каком смысле?
- В прямом.
- А знаков-то сколько?
- Ну, этого мы не знаем.
И я, как идиотка, сижу и считаю, сколько я написала строчек... А поскольку я очень не люблю, когда меня сокращают, то, если мне говорят - 60, я больше 57 ни за что в жизни писать не буду. В крайнем случае - 57 с четвертью. Я теперь уже знаю, что это - неполные две страницы. И просто вот, понимаете, жалко не себя, нет, профессию театрального критика, когда знаешь, что на спектакль, о котором хочется рассуждать, который хочется анализировать, а тебе даны эти злосчастные 60 строчек. Ну что можно в них сказать? Практически - ничего.
Мне пока ещё интересно жить
- Семинары - это Ваша внутренняя необходимость сохранить русскую школу театральных критиков?
- Знаете, я же прекрасно понимаю, что мы все - кто сюда приехал работать в жюри, далеко не молодые люди. Рано или поздно нас не станет. А кто останется? Уверена, что смысл жизни человека, смысл его существования заключается в возвращении долгов: сначала ты вбираешь в себя какую-то часть жизни, то, что дают тебе, а потом ты обязан отдать. И если этого не происходит - значит, ты зря коптишь небо. Всё! Потому что без отдачи ничего нет.
- Если позволите, ещё один личный вопрос: достигнув столь многого, Вы могли бы уже себе позволить почивать на лаврах, сибаритствовать. Я ощущаю в Вас очень жёсткую требовательность к себе.
- А как же! Вы знаете, как я себя грызу? Я очень расстраиваюсь, когда в Интернете читаю какие-либо гадости про свои книги, а когда их хвалят, я ужасно смущаюсь. У меня возникает ощущение, что это вовсе не про меня говорят, что всё это не я написала. Но я знаю, - когда у меня получилось что-то, а когда у меня не очень хорошо получилось. В силу разных причин. Но главное, вероятно, в том, что мне пока интересно жить. Я думаю, что почивать на лаврах можно только в том случае, когда ты уже утратил интерес к жизни. Только тогда. А мне пока ещё всё это интересно.
А я вот не умиляюсь
- На обсуждениях очень часто звучали выражения: "провинциальный театр", "провинциальные актёры". Это комплимент или завуалированный под восхищение снобизм?
- Знаете, дело в том, что, например, Вера Максимова, которую я бесконечно уважаю, считаю её замечательным критиком, замечательным профессионалом, однажды сказала такую фразу: "Когда мы приезжаем в провинцию, мы начинаем сразу умиляться". Но простите - я не умиляюсь. Признаюсь, уже очень давно, лет 20, наверное, назад, я поняла, что мне провинциальный театр намного интереснее, чем московский. Намного интереснее. И вот тогда я стала очень много ездить, стала очень много смотреть. Поэтому у меня нет ни малейшего умиления перед провинцией. У меня нет ни малейшего похлопывания по плечу. Провинция - такая же часть России, как Москва, как Питер, как другие крупные города. Точно такая же.
- Спасибо!
О мирах реальных и фантастических 
«Мне пора создать рок-группу». Сергей Безруков о кино, Пушкине и Саше Белом 
Чем строже, тем лучше? Почему российскому кинематографу необходима цензура 
«Меня прозвали русофобом». Познер о критике Родины и истинном патриотизме 
Курский актер Роман Рубанов о религии, литературе и традициях