Когда был опубликован материал "...И некуда прийти поклониться" ("АиФ.Белгород", N7) - о судьбе некоторых белгородских хуторов, в редакции раздался телефонный звонок. Звонивший стал упрекать автора, то есть меня, в необъективности.
"Знаете, - говорил он возмущенным голосом, - когда эти хутора исчезли - еще в 60-х годах; а сколько километров дорог проложено в той местности, все населенные пункты газифицированы; да и хозяйство там передовое", - и так далее и тому подобное. "Простите, - отвечал я, - но ведь и сейчас в оставшихся хуторах жителей становится все меньше!" Но мои ответы звонившего не убедили. "Зачем вы об этом написали?" - вопрошал он.
Отвечаю оппоненту и всем другим читателям: Россия всегда держалась на крестьянах, вот поэтому умирающие хутора и сёла - моя боль. И только тогда, когда она станет нашей всеобщей болью, можно будет говорить об их возрождении.
Вот еще несколько непридуманных сюжетов на эту тему.
Будет турецкий Редкодуб?!
Старый Рудкодуб - правда, красивое название? Хутор, появившийся на карте еще в XIX веке, расположен на взгорке, у пруда. Есть здесь две достопримечательности - многолетний дуб, а рядом с ним, чуть поменьше возрастом, - осина с расколотым молнией стволом.
Некогда в хуторе был свой колхоз, потом он стал отделением хозяйства с мастерской, фермой, еще до недавнего времени работали клуб и средняя школа. Но все это - в прошлом. Хотя населенный пункт и считается перспективным, коренных жителей до тридцатипятилетнего возраста можно на пальцах пересчитать, детей - тоже.
Лет десять с лишним назад в Старом Редкодубе появилась первая семья турок-месхетинцев. Купили одну из оставленных хат. Хуторяне приветили беженцев, постепенно стали относиться к ним как к своим. Такое радушие притянуло еще несколько семей, благо хаты пустые есть, купить их можно по стоимости пары квадратных метров в Белгороде, и сейчас здесь проживает около десятка турецких семей, а всего же домов - с полсотни. Поэтому местные жители горько шутят: "Скоро у нас будет не Старый, а турецкий Редкодуб".
Как правило, у турок довольно много детей, и в школе села Большое, где учится местная ребятня, черненьких уже заметная компания.
Переселенцы с Кавказа занимаются кто чем. Так, один взял в аренду или купил немало гектаров земли, попробовал выращивать зерновые, кукурузу, подсолнечник и другие полевые культуры, да, видно, охладел: неприбыльным дело оказалось, по этой причине в нынешнем году он даже не всю площадь засеял. Гораздо денежней - машины ремонтировать.
Пусть не подумает кто-то, что я против переселения в наши хутора тех же турок или украинцев. Но, право, если случится, нелепо будет звучать - турецкий Редкодуб.
Двадцать шесть рублей
В этом хуторке я побывал года два назад. Когда-то здесь было отделение совхоза, теперь - неизвестно что. Работать негде. Кто-то из крестьян продал свои земельные паи, кто-то отдал в аренду новым хозяевам. Еще есть ферма - старая, где всё скотники делают вручную - лопатой да собственным горбом.
Мужик (ему лет за сорок, а на вид можно дать за шестьдесят) рассказывал:
- С утра до вечера топчусь - корма подвези-разнеси, назём почисти, территорию в порядок приведи, а получаю двадцать шесть рублей в день.
Живу один в материнской хате. Газ подведен, но не включаю: платить нечем. Готовлю на печи-грубке. Хорошо - осталась. Сплю под ватным одеялом, да еще тряпье какое сверху накидаю. Ем, что на огороде выросло, десяток кур держу. А того, что платят, только на хлеб и табак хватает. Благо руки есть, соседям-пенсионерам помогу: кто стопарь нальет, кто шмат сала даст... Так и живу!
К сожалению, я не ведаю, изменилось ли что в том хуторке, но очень хочется, чтоб изменилось.
За кладбищами тоже ухаживают...
Майский вечер. Закат - как будто по горизонту полоснули бритвой: рана постепенно затягивается, кровь густеет, становясь всё багряней.
Буйствуют цветущие сады. Неистовствуют соловьи. Особенно звонкие трели, перещелкивание, пересвистывание почему-то доносятся оттуда, где среди одичавшего вишняка - невидимый погост.
Сидим на лавочке с хуторянином. Ему под семьдесят. Родился в этих местах, учился в столице. Судьба побросала его по градам и весям, по северам и югам, даже на БАМе побывал, и вот, растеряв семью, оказался в старой родительской хате. Малость подладил её и тихонько коротает остаток земного пути.
Беседуем за жизнь. Говорит, что хутор совсем захирел, обезлюдел. Называет имена тех, кто недавно ушел в мир иной, а вот малышей за это время не прибавилось....
Чтобы как-то подбодрить собеседника, замечаю: наверное, не всё так плохо. Вот газ провели - пенсионерам да и другим жителям не надо о топливе заботиться; дорогу к хутору асфальтом покрыли; к Пасхе по чьему-то распоряжению заборы, что к той дороге выходят, покрасили голубой краской. Пусть они и неказистые, да цветом повеселее стали.
Хуторянин задумчиво протягивает:
- Да-а... Это верно... Заботятся о нас...
И далее:
- За кладбищами ведь тоже ухаживают.
Газ как предмет несбывшихся надежд 
Если работать, то всё получится 
И это - мне… Несправедливый делёж в Орле 
Как живётся молодым специалистам на селе? 
Без просвета. В липецком селе Набережное живут в темноте