Алексею сорок семь лет. Двенадцать лет назад он вернулся из ада. Возведенного собственноручно и разрушенного с огромным трудом, но тоже собственноручно. Он бывший героиновый наркоман.
Нет большего врага, чем ты сам
Леша рос в теплых краях, в одной из среднеазиатских республик бывшего нерушимого Союза. Ни для кого не секрет, что курение конопли там распространено едва ли не больше табакокурения. И Лешка стал привыкать к траве, забитой в "Беломорину", уже лет с одиннадцати. Это не было страшно - ее вокруг курили практически все. И это не было больно - трава вызывала едва ощутимое головокружение, легкость в теле и веселое настроение. Параллельно, как это ни парадоксально, Леша увлекся восточными боевыми искусствами, отдавая предпочтение кунг-фу. Алексей и сейчас вспоминает слова Конфуция, которые врезались в его память еще тогда, в детстве, и которые потом много-много раз он вспоминал, чтобы удержаться на плаву в сложных ситуациях: "Да возвысит человек себя сам. Да не унизит он сам себя. Ибо только он один себе друг, и нет большего ему врага, чем он сам себе". Алексей начал становиться врагом самому себе, причем поначалу даже не подозревая о том, вскоре после армии.
В стране ввели сухой закон, а знакомые Алексея как на подбор оказывались людьми, которые "знали толк в кайфе". Они предложили ему приобщиться. Проще говоря - уколоться. И он сделал этот первый укол. И снова не было ни страшно, ни больно. Был необыкновенный творческий подъем, когда казалось, что мозг работает во сто крат быстрее и проникает в какие-то недоступные доселе тайны мироздания. Алексею это нравилось. Он говорит, что этим и опасны наркотики. Кажется, что все легко получается в этом состоянии, ты становишься выше себя обычного, после укола у тебя нет неприятных ощущений, и ты уверен, что в любой момент можешь бросить. А наркотики - это беда, которая приходит очень незаметно, но, опутав крепкими сетями, остается в жизни надолго, если не навсегда.
"Отпустило, сынок?"
Алексей вспоминает, когда в первый раз понял, что у него возникла зависимость. Примерно три месяца он принимал наркотики. Стояло лето, и он поехал по делам в Москву. И там при очень жаркой погоде стал ощущать у себя признаки легкой простуды. Насморк, озноб - он не придал этому большого значения. А когда вернулся домой, один из более опытных друзей поставил ему диагноз: "Да у тебя ломка". Алексей пытался это отрицать, но когда после "дозы" "простуду" как рукой сняло, он понял, что друг прав: он уже "присел". Эта понимание тоже не напугало, он был "идейным наркоманом", он шел по этому пути сознательно, потому что все в жизни любил делать капитально. И разрушать себя он тоже стал капитально. Десять долгих-долгих лет он, постоянно увеличивая дозу, вновь и вновь искал сожженные вены и пускал по ним ядовитое зелье. Теряя здоровье и упуская жизнь. Заработав срок за наркотики.
Он падал все ниже. Понимал, что затянуло его уже очень серьезно. Мысли о том, что давно пора выходить, посещали, но сил на этот выход не находилось. Между тем один из друзей Леши сумел отказаться от наркотиков. И этот пример постоянно был перед глазами, показывая, что перебороть своих бесов можно, что это реально, что все тогда становится совсем по-другому...
10 сентября 1995 года Алексей будет помнить всегда. В этот день к нему приехала из деревни мать. А ему было очень плохо, его уже привычно ломало без дозы. И он сказал матери, что ему худо, а потом первый раз в жизни стал варить при ней мак. Она сидела в углу и смотрела сострадательными глазами. Глазами Матери. А он, ощущая лишь одно желание, уже торопливо делал укол. И, воткнув иглу в вену, пустив яд по ней, услышал, как мать спросила: "Отпустило, сынок?". Алексей и сейчас передергивается от того воспоминания, словно мир тогда перевернулся, словно стали эти слова последней каплей, настолько вдруг ясно он увидел ту глубокую яму, в которой он оказался. Настолько стало противно и мерзко от осознания того, во что он превратился, в какую тряпку, в какого недочеловека.
Расплата за иллюзии
Это был последний укол в его жизни. А после стало страшно и больно. Очень страшно и очень больно. Наступила расплата после многих лет иллюзорной легкости и свободы. "Леш, а как это, когда ломает?" - спрашиваю я его. "Можно?" - он берет двумя пальцами мой мизинец и начинает, слегка нажимая, покручивать его в разные стороны. Боль терпимая, но весьма неприятная. "Вот так, - говорит Алексей, - во всем теле, в каждой косточке. Постоянно, минута за минутой, час за часом. И спать невозможно, и думать ни о чем невозможно. Одна мысль: этот ужас в любой момент можно прекратить. Для этого всего лишь нужно уколоться. А время растягивается и превращается в вечность".
Алексей не укололся, он уехал "переламываться" в деревню. За неделю выпил 6 литров самогона, он шел, как вода, не пьяня и не снимая боль. Алексей копал землю, он до изнурения занимался кунг-фу, вспоминая те самые слова Конфуция. И он проводил осенние ночи в саду на гамаке, потому что холод чуть облегчает симптомы ломки.
"Переламываться надо "наживую", без медикаментов, - уверяет Алексей, - только тогда ты это запомнишь, тогда ты выйдешь сознательно. Впрочем, физическая ломка - это не самое страшное. Гораздо сильнее травятся мозги и дух, ты переломан морально - вот это действительно ад. Причем ад, из которого тебя никак не хотят отпускать и извне крутят в тебе - словно заезженную пластинку - мысли о том, как хорошо снова было бы уйти в тот призрачный мир и ни о чем не думать". Вот тут на первый план выходила вера, которая все-таки сохранилась где-то внутри, не растерялась. Вера помогала избежать возникающих соблазнов. А потом была больница и кодировка. И уже после - снова деревня, два долгих года вдали от всех и вся. "Леш, - осторожно спрашиваю я, - а как же расхожее выражение, гласящее, что бывших наркоманов нет?". - "Я вспоминаю тех людей, с которыми начинал. Восемьдесят процентов из них уже покойники. Остальных спасла тюрьма, в которой волей-неволей пришлось "ломаться". Если бы они не попали на зону, то тоже оказались бы в земле. Добровольно отказались от зелья единицы. И я могу сказать, что бывшие наркоманы есть, - уверенно говорит он. - Я никогда туда не вернусь".