Курск, 19 апреля – АиФ-Черноземье
Лётчик, пиротехник, моряк, ветеран войны, путешественник, эколог, писатель. Все эти местами несовместимые профессии освоил капитан первого ранга Александр Чебанюк. Александр Моисеевич живёт в Курске чуть больше 16 лет. В первый раз в наш город он попал в 43-м. Занимался его разминированием и уничтожением брошенных немцами боеприпасов.
– Сейчас в городе мин нет, но есть вещи не менее опасные. Но власти не верят или не хотят верить в их существование, – считает он.
Из лётчиков в пиротехники
АиФ: – Александр Моисеевич, как для вас началась война?
А.Ч.: – Когда началась война, я учился в Казанском авиационном институте. Студентов, которые занимались в аэроклубе, сразу отправили в лётную школу. Там мы изучали теорию, летали. Но в ноябре начались сильные морозы, а у нас обмундирования зимнего не было. А самолёты-то тогда открытые были. Школу закрыли. Отправили нас на восток, в город Ишим, куда из Ленинграда перевели второе авиатехническое училище. Там готовили пиротехников и механиков. Я попал в пиротехники. Учились до автоматизма. Мы должны были в полной темноте разобрать пулемёт или пушку, устранить неисправность и собрать её. И это на время. Вот так я и начал: с лётчика, потом пиротехником, потом перешёл в моряки, а в конце службы стал атомщиком.
АиФ: – Как вы попали в Курск?
А.Ч.: – В 1943 году нас весной отправили в командировку, куда – не сказали. Поезд довёз нас до Курска. Пришли мы в Дальние парки. Там был немецкий склад боеприпасов. Наша авиация перед взятием города разбомбила его. Это было что-то страшное: бомбы, снаряды, гранаты были разбросаны на громадном расстоянии - от Берёзовой рощи до Шуклинки. Мы должны были обезвредить весь этот арсенал. Собирали снаряды, складывали их сначала на телеги (потом дали машины), отвозили их в овраг и взрывали.
Как-то поднял авиационную гранату и услышал щелчок. Крикнул «ложись!», бросил. Взрыв был, но никто не пострадал. Но начальство-то смотрит по-другому: меня отстранили от работы. Разминировать попросили немецких пленных. И сделали очень большую глупость. Наши солдаты разве знают всё оружие? Знают только то, с чем работают. То же самое немцы. В итоге пленные нашли снаряд, шесть человек собрались около него, начали разбирать. Взрыв. Все погибли. Нашему начальству попало тогда сильно. А меня вернули.
Был другой случай. Приказали нам прислать в институт для исследования жидкостные немецкие бомбы. Мы должны были их собрать и погрузить в вагоны. Дали мне шесть человек. Работаем. И вдруг задымилась одна из бомб. Я сразу крикнул «Пожарная тревога», чтобы солдаты прекратили работы и всё внимание обратили ко мне. Они же кинулись врассыпную. Я кричу: «Стой, назад!» - они не реагируют. А на платформе находилось 40 вагонов боеприпасов, если бы это взорвалось, никуда б они не убежали… Удалось вернуть мне одного парня. И мы с ним 250-килограммовую бомбу вдвоём сволокли в кювет. Залепили отверстие мокрой глиной. Обошлось. Пока мы это дело улаживали, «благожелатель» уже сообщил в часть о тревоге. Вот летят к нам машины с солдатами... Но ничего, мне ещё премию дали – 75 рублей. Купил ведро пива, и мы с ребятами его распили.
Три счастья
АиФ: – День Победы вы встретили в Курске?
А.Ч.: – Да, в госпитале. Подорвался я в конце апреля. Восьмого мая уже ходил. Чтобы не разбудить соседей по палате, я снял со стенки маленький приёмник, укрылся одеялом и слушал. И вдруг – Победа. Это невозможно объяснить. Такой подъём эмоциональный и даже физический. В госпитале все поднялись. Сёстры, врачи старались нас успокоить. Мы-то все хотели уйти в часть. Так счастлив я был только три раза в жизни. Второй раз – когда Гагарин полетел в космос. И третий раз, когда выпустил на воду яхту, построенную своими руками для кругосветного путешествия.
АиФ: – Потом вы стали моряком?
А.Ч.: – В 46-м году я решил учиться. Собрался уезжать, и приходит приказ о присвоении звания, а офицеров уже не отпускали на учёбу в гражданские вузы. И решил я поступать в Ленинградское военно-морское училище. Долго получал разрешение. И вот приезжаю в Ленинград, а мне там говорят: приём окончен. Расстроился я страшно. Конечно, я мог вернуться в часть, но стыдно было. Вышел я оттуда, а на вокзале, за обедом встретил пехотинца, и мы разговорились. Тот посоветовал мне написать старшему морскому начальнику. Терять нечего – написал. Назначили приём. Захожу, а там адмирал Степанов. Он взял телефон и звонит адмиралу Крупскому из училища: начал хвалить меня. На следующий день прихожу в училище, на меня уже пропуск лежит. Позже я узнал, что они меня приняли за родственника адмирала. Сдал экзамены, поступил, отучился. Потом больше 25 лет жизни отдал морю.
АиФ: – Вы покорили три стихии. Какая из них страшнее?
А.Ч.: – Самое страшное – это люди. Я любил природу, она это знала. Поэтому я её не боялся. И когда тонул на корабле, когда обезвреживал мины, и когда один на яхте попал в ураган, говорю честно – я не боялся. Почему? Сам не знаю. Я просто боролся за жизнь.
«Люди тёмные»
АиФ: – Как жизнь связала вас с экологией?
А.Ч.: – Когда я уже в отставке жил в Москве, мой знакомый академик предложил мне стать начальником биосферной экспедиции АН в Центральную Азию. Я согласился. Там я понял значение экологии в жизни нашей цивилизации. И когда я приехал в Курск, понятно, что хотел что-то сделать. А люди здесь только слышали об экологии, но не знали и не понимали её значения. Пришёл как-то к одному из чиновников, занимающихся экологией. И он говорит: «Да какой кризис экологический? Это всё ерунда. У нас с экологией всё хорошо». Это было более десяти лет назад. И сейчас взгляд на эту проблему такой же.
Чиновники говорят, что в регионе проблем с экологией нет. Вот сейчас у нас год экологии. Открывали его в Курске. На мероприятие должен был прийти кто-то из высокопоставленных чиновников – не пришёл. Должен быть хотя бы начальник управления – он тоже занят был. Пришёл заместитель. Здесь уже сказывается отношение к экологии и к этому «году».