Белгород, 11 апреля – АиФ-Черноземье
2 апреля в Белгородской государственной филармонии начался Второй фестиваль «Шереметьевские музыкальные ассамблеи». Почётное право открыть фестиваль было предоставлено народному артисту СССР Юрию Башмету с его камерным ансамблем «Солисты Москвы». На пресс-конференции Юрий Абрамович рассказал о себе и своей музыке.
О Паганини и вершинах карьеры
– Вершин карьеры, я думаю, преодолел уже несколько. Всегда надо понимать, зачем музыкант устремляется к достижениям. Ведь успех и достижения – это разные вещи, и даже если артисту аплодируют стоя, это не значит, что благодаря достижениям. Поэтому вершины карьеры это никак не представляет. Мне просто повезло – я оказался «в правильном месте в нужное время». Было немало музыкантов, которые замечательно играли на альте, но у них не было сольной карьеры. На альте играл и Паганини, кроме скрипки, мандолины, гитары. У меня когда-то была мечта собрать в один вечер инструменты Паганини и сыграть на этих инструментах целый концерт. Я долго этим занимался, и выяснил, что гитара находится в музее в Париже, но она – уже мёртвый инструмент, она не звучит. Скрипку было легче найти, – когда умер Паганини, в его доме осталось 12 скрипок, среди них и Гварнери, и Страдивари, и Амати. И был один альт работы мастера Страдивари. Самое трудное было найти этот альт, но нашли – он оказался в Токио, и играл на нём альтист из состава «Токио-квартета».
И вот, чтобы получить этот альт, я пригласил «Токио-квартет» на «Декабрьские вечера Станислава Рихтера». Они приехали, а на следующий день должен быть концерт на инструментах Паганини. Японец принёс мне инструмент, так небрежно его передал – я репетировал на этом альте, как-то он мне никак не подчинялся, трудно было извлечь из него какие-то звуки – «брыкался», как у нас говорится. Хотя ощущения невероятные, когда думаешь, что вот на этом инструменте играл сам Паганини!
А ещё много лет назад мне в Зальцбурге довелось сыграть на альте Моцарта – вот этот альт такой удобный, небольшой, тембристый. Тогда - это была середина 80-х – политика помогла классической музыке: впервые открывался журнал МИД СССР, на глянцевой финской бумаге, и благодаря этому состоялся концерт в Зальцбурге, где музей Моцарта, в доме, где он родился. И мы с моим другом, к сожалению, теперь уже покойным, Олегом Каганом, в доме Моцарта играли на инструментах Моцарта музыку Моцарта. Так что мне в жизни повезло дважды: я играл на инструментах Моцарта и Паганини. У него, кстати, есть три или четыре квартета, где альт выполняет роль первой скрипки, и ещё соната для большого альта. И все, видимо, просто потому, что этот альт был не хорош, он потерял к нему интерес. Виноват даже не Страдивари, а именно этот экземпляр.
О фестивалях и музыке юности
– Когда мне сказали, что в Белгороде будет такой замечательный фестиваль классической музыки, это меня заинтересовало. Обычный концерт, конечно, тоже важен, но меня подкупило именно то, что это фестиваль, который уже один раз проходил, и он есть, он проходит вновь. Тем более что с графом Шереметьевым я лично знаком - мы как-то летели вместе в самолёте из Парижа.
В моей юности было время, когда на улицах, на каждой лавочке «слухачи» играли по слуху «Битлз». У меня в то время для мамы была скрипка, музыкальная школа, а для души, конечно, гитара. Причём я продвинулся быстро, потому что относительно тех «слухачей» я был уже грамотный музыкант - знал ноты, знал, что такое ритм, тактовые чёрточки. И поскольку я знал нотную грамоту, то мог, например, в импровизации заиграть триоли, и это слушателям очень нравилось. И наступило время, когда вдруг резко «Битлз» стали немодным. Хотя они до сих пор лучшие, я считаю. А поскольку мы бесконечно играли – были клубы, танцы, конкурсы городские, – то возник вопрос – что дальше? А Львов, где я рос, был очень «продвинутый» в западной музыке город в Советском Союзе, Львов и Вильнюс; Москва и Питер сильно отставали, но зато у них был прекрасный джаз. Потом появился Джимми Хендрикс – тот стиль, который я не мог принимать. Мне не нравилась эта бесконечная грязь в звуке, это уже была не электрогитара, у которой звонкий, чистый звук. Зато мне стал нравиться стиль американского джаз-рока. Я взял запись группы «Чикаго», переписал нотами их запись, пригласили трубача, саксофониста, то есть к обычной нашей группе с электрогитарами присовокупили ещё три инструмента: трубу, тромбон и саксофон. Но получилось что-то совершенно жуткое – плохая копия «Чикаго».
Так что я оказался в тупике. И тут меня спас Владимир Ильич Ленин. В Киеве объявили всеукраинский конкурс молодых исполнителей – не для студентов консерваторий, а для музыкальных школ и училищ, посвящённый 100-летию со дня рождения Ленина. И я впервые начал серьёзно заниматься на альте, быстро выучил небольшую программу. И вот тогда я стал по-настоящему задумываться над музыкой: где логика, где кульминация музыкальной фразы, стал взвешивать – как я это делал вчера и как сегодня, и вдруг стали появляться новые идеи, и я понял, что импровизация в классической музыке – гораздо более тонкая вещь, чем в джазе. Не станешь же менять ноты в Бахе! Но временное расстояние между нотами где-то чуть-чуть задерживается – или наоборот, добавляется движение, – тогда возможна импровизация гораздо более сложная и ничуть не менее интересная. Но моей главной задачей было никогда не играть на альте ту музыку, которую я играл на гитаре, потому что инструментальные принципы совсем разные. Все, что считается плохо в академическом исполнительстве, в классике, – всего этого надо избегать, иначе человек просто становится ресторанным скрипачом.
О чём я могу пожалеть и давно жалею – так это о том, что не занимался на рояле серьёзно, хотя меня пытались склонить в эту сторону в консерватории, хвалили моё «звукоизвлечение». Но я не стал заниматься серьёзно именно потому, что знал, что никогда не сыграю 2-й концерт Рахманинова, 2-й концерт Брамса. Точно так же я считаю, что пропустил серьёзные занятия джазом, о чём очень жалею, потому что джазовая импровизация – потрясающее чувство, сходное с полётом во сне. Так что моя принципиальная позиция – не смешивать стили.
Самый сильный пенсионер в мире: «До 80 лет ни одному 40-летнему мужчине не сдамся» 
«Новых земель порты». Молодая рок-группа завоевывает липецкую публику 
БГ в Воронеже: «Мы первая в России группа с собственным баром на сцене» 
Макс Корж: «Музыку нельзя назвать работой» 
Певица Ольга Кормухина: «Мусоргский – первый рокер в мире»