В 1969 году Анатолий Макоед пришёл служить в пограничные войска. А через 8 лет его направили в одно из секретных подразделений Советской Армии – специальную техническую разведку. Данные о некоторых его операциях до сих пор хранятся под грифом «Совершенно секретно».
Из Белорусии в Туркмению
– Анатолий Фёдорович, откуда вы родом?
– Из Западной Белоруссии. Моя родная деревня Гаврильчицы до 1940 года входила в состав Польши. Мой отец ходил в польскую школу. Поляки с местным населением не церемонились. Отец рассказывал, как за плохую учебу их били линейкой по рукам. В 1940 году Западную Белоруссию освободила Красная армия, а через год началась война. Места у нас глухие – леса, болота, торфяники. Это был партизанский край. Немцы к нам боялись соваться. В 1944–м, после освобождения, отца призвали в Красную армию, он дошёл до Берлина. В 1947–м демобилизовался, вернулся домой, женился. А в 1948–м родился я.
– Как судьба привела вас в пограничные войска?
– После окончания школы работал в лесхозе. Однажды случилось ЧП – сгорело колхозное сено. Подозрение пало на меня и моих четверых товарищей. Мы собрались и уехали в Донбасс на шахты. В городе Дзержинске окончил ПТУ, работал на шахте машинистом подземного электропоезда. У меня была бронь, поэтому в армию призвали в 21 год. Направили в Туркменскую ССР в местечко Инджерева, в учебный центр. После девяти месяцев обучения мне присвоили звание младшего сержанта и направили на погранзаставу «Невтоновка» на должность стрелка–кавалериста. Погранзастава располагалась в предгорье Копетдага в шести километрах от Ашхабада.
– Туркмения – не Белоруссия, смену климата тяжело перенесли?
– Нормально, я молодой был, крепкий. Весной в Туркмении поля и предгорья покрываются маками и тюльпанами. Вид потрясающий. А через два месяца солнце все выжигает. Жара достигает 50 градусов. На небе ни облачка. Дождь – большая редкость. Никогда не забуду свой первый среднеазиатский Новый год: на улице плюс двадцать один, школьники идут на новогоднюю ёлку в шортиках и платьицах…
Климат и условия жизни не все жены пограничников выдерживали. Приезжали, а потом уезжали.
В горах всё по–другому…
– Образ границы воспет в кино – контрольно–следовая полоса, вдоль неё идут пограничники с собакой…
– В горах всё по–другому. Наша погранзастава охраняла 7 километров советско–иранской границы. Сама линия границы проходила по вершине гор Копетдаг. Там стояли только погранзнаки – наши и через пять метров иранские. Дальше с нашей стороны начиналась погранзона шириной 20–30 километров. В ней и располагалась контрольно–следовая полоса – малозаметная проволочная преграда, заграждения, специальное оборудование. На вершины гор пограничники поднимались раз в год – осмотреть погранзнаки. Иранцы иногда отбивали от них госсимволику. В погранзоне находились населённые пункты. Их жители имели спецпропуска.
– Как складывались отношения с местным населением?
– Чтобы там не говорили, туркмены – прекрасный народ. Мы жили как одна семья, помогали друг другу. Были случаи, когда местные жители, не дожидаясь нашей помощи, задерживали нарушителей.
– Вы служили в разгар «холодной войны». Тяжело пришлось?
– До 1979 года в Иране правил шах Пехлеви. Американские спецслужбы у советской границы активно работали, засылали агентуру. Ситуации возникали разные, доходило и до перестрелок. Но нарушитель – это ещё не самое страшное. В горах обитают барсы, вараны, змеи. Смертельную опасность представляли кобры, стрела–змея, гюрза. У каждого из нас при себе был набор ампул с противоядиями.
Опасались также получить ранение или травму. Все понимали: в условиях гор помощь придёт не сразу. Помню такой случай: ночью на нашем участке произошло боестолкновение. Моему товарищу пуля перебила ногу ниже колена. Машину и даже лошадь к месту подогнать было невозможно. Несли на руках – вверх–вниз. Шаги отдавались болью, и раненый кричал: «Пристрелите меня!». Но ничего, донесли, товарищ выжил.
В специальном подразделении
– А когда в вашей жизни начался секретный этап?
– В 1977–м меня направили в спецподразделение специальной технической разведки. Прошёл подготовку, учил язык фарси. Служил на объекте недалеко от Ашхабада. Таких по Советскому Союзу было всего несколько. Туда не допускали даже членов семей. О проведённых нами операциях, поймите правильно, рассказать не могу. Одним из направлений нашей работы была закладка на сопредельной территории иностранного государства специальной аппаратуры. Часто эту работу выполняли агенты из местного населения. Им было легче проникнуть в нужный район, произвести закладку, а через определенное время забрать. За это им платили. Сегодня не секрет, как может выглядеть спецаппаратура – с виду обычный камень или ветка.
– Какая из операций вам больше всего запомнилась?
– Однажды нам поставили задачу выяснить назначение одного объекта, располагавшегося у советско–иранской границы. С виду это было обычное здание, похожее на склад с плоской крышей. Даже ночью на нём не зажигались фонари. Мы установили, что это был объект американских спецслужб. В его подземных помещениях с помощью спецоборудования велась охота за нашими каналами связи и кодами. По результатам нашей работы были приняты контрмеры – переговоры по каналам связи прекратили, коды сменили.
– Ваше спецподразделение участвовало в войне в Афганистане?
– Конечно. Выезжали туда в командировки по несколько раз в месяц. Когда 15 февраля 1989 году по телевизору показали генерал–лейтенанта Громова на БТРе и сообщили, что последняя колонна советских войск пересекает советско–афганскую границу, мы с коллегами улыбнулись. По телевизору это выглядело красиво, а между тем погранвойска ещё оставались в Афганистане.
На родине Тургенева
– До какого года вы служили в спецподразделении?
– До августа 1996–го. Время было сложное – в Туркмении с провозглашением независимости всё изменилось, наш объект готовили к закрытию. Мне предлагали остаться в российской армии, но я сказал: «Хватит, набегался по горам». В том же году Министерство обороны предложило мне в Орле двухкомнатную квартиру. Мы посоветовались с женой и решили переехать. В Орле до этого мы никогда не были, но много о нём слышали – ведь это родина Тургенева, всесоюзный гигант –
сталепрокатный завод. К тому же мой дед после войны женился во второй раз на орловчанке, бабушке Тане. В Белоруссии она оказалась при немцах, в народе её называли «беженка».
– Как вас встретили в Орле?
– Поначалу не очень гостеприимно. Мы часто слышали: «Вот понаехали», «Наши квартиры забрали». Мы отвечали: «Мы границу охраняли, квартиру получили от министерства обороны». Но потом все утряслось. В нашем районе живёт много семей бывших военнослужащих, приехавших с севера. Каждый год ездим с женой на родину в Белоруссию. Дочка наша работает в Москве. В Орле, к сожалению, с работой тяжело.
–Что бы вы пожелали сегодняшним ребятам в армии?
– Службе на границе я все отдал. Желаю молодому поколению любить свою Родину, быть ей преданной, служить честно! Сегодня, когда в Донбассе гибнут люди, призываю всех уважать друг друга независимо от национальности.
«Я воевал, а ты немецкий хлеб жрал». Как в СССР встречали военнопленных 
Воронежцы отметили «железную» свадьбу 
Любава Ковалева из Луганска о своем переезде в Курск: «Было стыдно просить» 
Участник боёв за Воронеж о страхах, героизме и справедливости 
«Медали теперь носить тяжело» Нельзя отменить историю в угоду политике