Правда жизни писателя Гавриила Троепольского

Орёл, 10 декабря – АиФ-Черноземье

В Грибановском районе в селе Новоспасовка на входной двери дома, где жил писатель, синей краской написано «Пусто» – так потенциальных воров предупреждают, что поживиться здесь уже нечем, и так давно всё украдено. Зато в копилке домыслов и мифов, связанных с именем автора, пусто не бывает. Достоверные факты, достойные внимания, тоже долгое время не были всеобщим достоянием.

Узнать правду о писателе нам помог Евгений Новичихин, заместитель председателя правления воронежского отделения союза писателей России, лично знавший автора «Бима».

Не мученик и не предатель

АиФ: – Как нам стало известно, готовится к выходу книга воспоминаний о Троепольском под вашей редакцией. К какому событию она приурочена? Ведь дата не круглая…

Е.Н.: – Дело в том, что возникла необходимость раз и навсегда избавиться от слухов, очерняющих имя Гавриила Николаевича, как впрочем, и неоправданно его возвышающих, водружающих над ним нимб мученика.

АиФ: – Мученика? Но, насколько известно, Троепольский не был ярым борцом с режимом…

Е.Н.: – В том-то и дело. Говорили, например, что из-за повести «Белый Бим Чёрное ухо» у автора были проблемы с властями. Но не уточнили, что с властями литературными и никак не по политическим причинам. У кого из писателей тогда этих проблем не бывало?! Обыкновенный рабочий момент. Более того – книгу не издали в Воронеже, но издали в Москве, и через короткое время вчерашнего агронома настиг ошеломительный успех, который дейстивительно балует далеко не каждого из писательской братии. Тут и появились завистники, и зачесались недобрые языки.

АиФ: – И какие слухи они распускали?

Е.Н.: – Поговаривали, например, что во время Великой Отечественной войны Гавриил Николаевич сотрудничал с оккупантами. В годы войны писатель жил на оккупированной территории в Острогожске, но и только. Зато этот слух привлёк внимание сотрудников КГБ. Однако, проведя большую работу, те не нашли в биографии Троепольского ничего порочащего. Если бы он записался в коллаборационисты, то вряд ли бы по окончании войны остался в России. Такие люди после капитуляции нацистов предпочитали скрыться за границу. Автор же «Бима» был патриотом родного края.

Документы – не люди

АиФ: – Что ещё говорили о писателе?

Е.Н.: – Отца Троепольского расстреляли в 1930 году. Он был священник, а потому легко получил ярлык «враг народа». Гавриил Николаевич всегда бережно хранил смешанную с болью память об отце и завещал своим детям, внукам и правнукам помнить деда, как человека, погибшего за веру.

АиФ: – Наверное, у него были основания держать обиду на «органы»?

Е.Н.: – Видимо – да. Но чувство справедливости никогда его не покидало. Интересный случай поведал мне писатель Эдуард Ефремов. Довелось ему быть свидетелем «суда над КГБ», который вначале «перестройки» проходил в областной библиотеке имени Никитина. И когда кандидат исторических наук докладывал о жертвах репрессий, о гибели священников, среди которых был отец Гавриила Николаевича, Троепольский как-то настороженно и напряженно слушал докладчика, а потом вдруг резко встал и потребовал: «Прекратите! Нельзя по документам писать историю, тем более – давать характеристики человеку… Я своим детям и внукам завещал, чтобы они молились о следователе НКВД Степанове. Одно время он жил на квартире у моих родителей. Он сам вызвался вести «дело» моего отца. И он предпринял всё возможное, чтобы представить священника Троепольского ни в чем не виновным… Когда отца расстреляли, следователь Степанов покончил с собой, оставив записку, что он не может пережить позора»… Умным людям известно, что мир сложно разделить на «чёрное» и «белое». К этим людям относился и Троепольский.

АиФ: – Кстати, о суде истории. Говорят, Троепольский недолюбливал Солженицына. За что?

Е.Н.: – Гавриил Николаевич принимал как данность величие и значимость автора «Архипелага ГУЛАГ». Но считал, что тот, обретя известность, стал чрезмерно заносчив. Это, по мнению Троепольского, выражалось в том, что он ни разу не упомянул о людях, которые когда-либо ему помогли. О Твардовском, который первым в своём журнале «Новый мир», на свой страх и риск, опубликовал «Матрёнин двор». Или о Ростроповиче, на даче у которого Солженицын скрывался в своё время. А ведь за это музыканту не поздоровилось, да так, что он вынужден был уехать в эмиграцию. 

И ещё одно не мог простить Троепольский Солженицыну. Сначала в парижском издательстве «Имка-пресс» вышла книга «Стремя «Тихого Дона» с предисловием Александра Исаевича. А потом появилась его другая статья – «По донскому разбору», посвящённая «Поднятой целине». Солженицын напрямую не утверждал, что автором «Тихого Дона» является некий другой писатель, но под сомнение авторство Шолохова поставил. Троепольский считал это грязной возней, брехнёй, сварой и свалкой. И не мог простить.

АиФ: – Было ли у писателя в планах написать такую книгу, которая бы раз и навсегда разбила в пух и прах все домыслы, витающие вокруг его имени?

Е.Н.: – Не просто в планах. Так и оставшаяся недописанной книга «Колокол» должна была поведать о детстве и юности писателя. Троепольский считал, что она могла бы стать книгой номер один в его наследии, потеснив с этого пьедестала самого «Бима».

Смотрите также:

• Писатель Петр Алешковский: «Странное время: танков нет, а гвардия есть» →
• Пенсионерка под Воронежем создала собственный музей русского быта →
• Олег Рой: «Печатать в России меня начали после «смерти» →