В канун 70–летия великой Победы президент вручил юбилейную медаль Анатолию Кокореву, лётчику–ветерану Великой Отечественной войны из Воронежа.
Мечта детства
Ещё мальчишкой Толя Кокорев бредил о небе. Под Орехово–Зуево, где прошло его детство, были заливные Малиновские луга. После схода воды жители города и окрестных сёл там всегда праздновали День авиации. На едва ли не единственной ровной площадке в округе лётчики на бипланах и планерах могли показывать своё мастерство, приводя публику в полный восторг.
Неудивительно, что мечта стать летчиком овладела мальчиком ещё в начальных классах. Ради неё он тайком брал у матери простыню и, привязав к ней верёвки, прыгал с забора, как с парашютом. Ради этой же самой мечты записался в авиамодельный кружок, а впоследствии и в Ореховский аэроклуб, где освоил азы пилотирования на самолёте У–2. И потому, когда в конце 1939 г. в клуб приехали «купцы» из Качинского лётного училища, он не сомневался, куда поступать.
Отец Анатолия, Иван Иванович, строитель по профессии, и мать Анна Михайловна, всю жизнь проработавшая бухгалтером на железной дороге, были категорически против, но переломить решение сына, своими глазами наблюдавшего в небе самолёт АНТ–25, ведомый Чкаловым, Беляковым и Байдуковым в Америку, они не смогли.
В училище тогда было три эскадрильи, в одной из которых обучались лётному делу сыновья известных государственных деятелей: Василий Сталин, Тимур Фрунзе и Степан Микоян. Правда, после того, как начальник училища – комбриг Иванов – написал на Василия Сталина, не отличавшегося примерным поведением и носившего четыре «треугольничка», докладную, со старшин эскадрильи того сняли. При этом убрали с должности и самого Иванова.
Училище Анатолий окончил в декабре 1940 г., после чего был назначен инструктором в третью эскадрилью, в которой воевавших в 1936 г. испанских техников переучивали на пилотов. Интересная это была учёба, когда сам инструктор за полгода не делал ни единого вылета. Занимались чем угодно: строевой подготовкой, чисткой аэродрома, стрельбой из револьвера, но только не полётами.
Даже когда перед самой войной Кокорева перевели в Белорусский военный округ, в местечко Бешенковичи, а точнее – в 161–й резервный истребительный полк, они и тогда не летали – такая вот была «подготовка» военных лётчиков накануне боевых действий.
Сапожники без сапог
Когда утром 22 июня объявили тревогу, никто из пилотов даже не понял, в чём дело. Вскоре с аэродрома, находившегося неподалёку, прилетел скоростной бомбардировщик (СБ), который из–за повреждения шасси шлёпнулся на аэродроме прямо на «пузо». От лётчика Кокорев сотоварищи и узнали, что началась война.
Про аэродром, где базировалось подразделение Кокорева, немцы, очевидно, не знали, а потому порядка 30 «ишачков» (И–16), находившихся там, уцелели. Их, а также оставшиеся после бомбёжки учебно–тренировочные самолеты УТ–1, представлявшие собой двухместные деревянные монопланы, лётчикам в тот же день пришлось перегонять в город Вележ, а затем в Курск, где находился центр по формированию частей для последующей отправки на фронт.
В Курске в ожидании машин лётчики просидели всё лето, пока их не перевели под Моршанск в Тамбовскую область. Но и там самолётов пилоты не дождались – все они были разбомблены в первые дни войны. Даже о судьбе их И–16 ничего не было известно. И только ближе к весне 1942 г. они стали летать. Сначала на УТ–1 и двухместном И–16, а потом на У–2 и учебно–тренировочном УТИ–4, на которых они, по сути, и проходили начальную лётную подготовку. И только когда полк был сформирован, в нём появились ЛАГГи. Это были маломаневренные, очень тяжёлые в управлении машины, на которых в мае 1942 Кокорин с товарищами улетел сначала в Борисоглебск, а затем в Сталинград.
Под Сталинградом, 22 июня того же года, Кокорина сбили. Он со своей эскадрильей тогда прикрывал самолёты, летавшие обстреливать немцев, – те шли сплошным потоком, практически не встречая никакого сопротивления.
«Это был период, когда в войсках царила жуткая паника, – говорит Анатолий Иванович. – По воспоминаниям немецкого фельдмаршала Манштейна, тогда даже при появлении одного немецкого мотоциклиста наши солдаты давали дёру. Поэтому приказ № 27, больше известный под названием «Ни шагу назад», был весьма своевременным и многих паникёров привел в чувство.
Мы, как могли, старались сопротивляться наступающему врагу, но, во–первых, наши машины в то время по многим параметрам уступали немецким, а, во–вторых, у советских лётчиков практически не было боевого опыта, поэтому их часто сбивали. Вот и я в один из моментов боя зазевался, и немец зашёл мне в хвост. Спасло меня то, что фашист приблизился очень близко, и снаряды, выпущенные из его пушки, прошли мимо. А вот из пулемётов он мой самолет достал.
В какой–то миг я почувствовал, как пули стучат по моей бронеспинке. И хотя бронеспинку они не пробили, но в плечо и шею, а также в масляный бак за приборной доской попали. Да так, что меня этим маслом окатило с головы до ног. Любопытно, что в тот момент я подумал не о себе, а о залитых маслом брезентовых сапогах на кожаной подошве, которые тогда были очень модными, и их было очень трудно достать»…
Но сапоги сапогами, а надо было срочно покидать горящий самолёт. Для этого сначала требовалось перевернуть самолёт, после чего отстегнуться и отжать ручку управления от себя. И только тогда потоком воздуха лётчика выбрасывало из кабины. Проблема, однако, заключалась в том, что в горячке боя Кокорев забыл отстегнуть поясной ремень и вспомнил об этом, когда самолёт уже стал валиться в штопор. Кое–как, но он все же сумел освободиться от ремня и выбраться из кабины. И хотя при этом лётчика сильно ударило стабилизатором, сознания он не потерял и сумел выдернуть удерживающее кольцо.
Но даже когда парашют раскрылся, Кокорев не был вполне уверен, что спасся – в то время было не редкостью, когда фашистские лётчики старались добить из пулемётов наших пилотов, выбросившихся с парашютами. По счастью, немец не стал его преследовать.
Через жертвы – к победам
После лечения Кокорева перебросили на Кубань, где он вместе с другими лётчиками–истребителями сопровождал тяжёлые бомбардировщики ТБ–3, а также самолеты И–15 и И–16, «работавшие» по живой силе противника. Это были тяжелые дни – всякое управление войсками было потеряно, и советским лётчикам приходилось самим принимать решения, как противостоять вражеской авиации и самим же искать противника. Однажды «доискались» до того, что сожгли всё горючее и во главе с командиром звена сели в Сальских степях. Вокруг – никого.
– Ну, делать нечего, – вспоминает Анатолий Иванович, – залезли каждый в свой самолёт и спим. Проснулся я от того, что кто–то громко стучит по обшивке. Подумал, что немцы, схватился за пистолет, но проходит время, а ничего больше не слышно. Вылезаю из кабины и вижу, что это коровы рогами бодают мой самолёт. А утром кто–то из лётчиков достал канистру с бензином, и мы улетели...
Увы, не всем удалось в тот раз удачно сесть. После того, как у командира звена немцы пробили радиатор, и он пошел на вынужденную посадку, его самолёт попал в яму и перевернулся, придавив лётчика насмерть.
После местечка Ильхотово от полка, где служил Кокорев, осталось всего шесть человек. Их направили в Тбилиси, где переформировали и обновили материальную часть, снабдив более лёгкими самолетами ЛАГГ–3 местного производства. Правда, один самолёт до фронта так и не долетел – развалился в воздухе.
На ЛАГГе Кокорев «провоевал» всю Кубань и Крым, а затем под Дергачами Харьковской области пересел на ЛАГГ–5. На этих машинах он и бил врага, одержав восемь личных побед и сбив четыре немецких самолёта в группе. О том, насколько это было сложно, говорит хотя бы тот факт, что нашим лётчикам противостояли настоящие асы, лучший из которых – Эрих Хартман – одержал в воздухе 352 победы.
Войну Анатолий Иванович завершил в Восточной Пруссии, где их полк должен был добивать группировку Шредера, однако 2 мая прилетел командир эскадрильи и сказал, что группировка сдалась, и война для них окончена.
…Сегодня полковник в отставке Анатолий Кокорев, как и его старший сын, тоже в прошлом военный, живёт в Воронеже. Второй сын Анатолия Ивановича, майор в отставке, обосновался в Москве, где Президент РФ Владимир Путин и вручил юбилейную медаль его отцу – одному из тех, кому мы обязаны великой Победой в самой страшной из войн – Великой Отечественной.